говорится, что первоучитель славян, как ученик и последователь самого Павла – «апостола языков», достиг пределов Каона. Согласно пространному житию Константина, тот специально изучал иудейскую традицию, чтобы отправиться с полемической хазарской миссией: в прениях о вере с хазарскими иудеями он следовал полемическим методам Павла и ссылался на завет, данный Аврааму, от которого получат благословение народы – «а мы – языцы – получим благословение от семени Авраама» (ср. Флоря 1981: 81; Верещагин 2001). Таким образом, для самого Константина как для нового Авраама славянская земля могла быть «Ханааном», а язык, на который тот переводил богослужебные книги, ханаанским во вполне благочестивом смысле, не связанном с рабской долей славян.
Кирилло-мефодиевская и собственно еврейская традиции совместились там, где развернулась деятельность славянских первоучителей и сформировалась раннесредневековая еврейская община, – в Чехии (Богемии), сохранявшей кирилло-мефодиевское наследие по крайней мере до конца XI в. (Сазавский монастырь); она и стала для средневековых евреев Ханааном.
Проложное же житие Мефодия свидетельствует, что тот был послан епископом в «Мораву в град Каон». Значение этого топонима породило обширную дискуссию в современной кирилло-мефодиевской литературе: формы Катаон, Канаон и Каон, встречающиеся в разных рукописях проложных житий Константина и Мефодия, считаются «гибридом» хоронимов – названия областей Катании и Паннонии в кирилло-мефодиевской традиции; действительно, Константин-Кирилл ассоциировался со своим тезкой св. Кириллом (Вириллом), епископом Катании сицилийской (он также смешивался с Кириллом Александрийским в болгарской апокрифической Солунской легенде) (ср. Турилов 1999: 27–28; Бабалиевска 2003: 350–351)[15].
Забытой при этом оказалась гипотеза Г.М. Бараца, что Каон — Канаан; киевский любитель славянских древностей (Барац 1924–1926: 371 и сл.) предполагал, что формы Канан, Канаон, сохранившиеся в кирилло-мефодиевской традиции, отличные от старославянской формы Ханаан, восходят к средневековой еврейской форме Nxnk. Сильной стороной предложенной гипотезы представляется «авраамический» контекст житий Константина (см. выше об изучении им иудейской традиции). Взаимодействие еврейской и зарождающейся славянской – кирилло-мефодиевской традиций очевидно уже в Х в. в книге «Иосиппон», которой известно еврейское отождествление славян с Ханааном, но ему уже противопоставляется собственно славянская – кирилло-мефодиевская («солунская») традиция, причисляющая славян к грекам (православным) – Доданим.
Заметим, вслед за Барацем (1926: 855), что в древнейшем русском списке «Златоструя» (ГПБ, XII в., л. 177), в собрании слов, приписываемых Иоанну Златоусту, под Ханааном понимаются разные народы: скифы, фракийцы, сури (сирийцы), к ним русским редактором добавлены собственно русь и окраинные славянские племена – кривичи и вятичи, наконец, упоминается и Русская церковь.
Такое «подключение» народов