какой там. Я бы вообще до следующего понедельника об этом не вспомнил, да ночью шеф позвонил. Мы же в журнале последними отметились. Он там видно нашу секретутку перед боем курантов высвистал, чтобы её это, персонально поздравить, – опухший сделал неприличный жест, – А мы ему такую подлянку. Вот и гадаю теперь чем закончится.
Все замолчали, отставив пиво, вроде как выражая сочувствие возникшей проблеме. Хотя это уже больше походило на поминки.
– Знаешь, вот так вроде чёрная полоса тянется в жизни, ан нет, потом понимаешь, как глубоко ошибался. – успокаивающе выдал Степаныч. – Переживёшь, какие твои годы.
– А мне что хотел рассказать? – Лаврентий с сожалением посмотрел на свой опустевший бокал, – Заодно можешь «Девяточкой» угостить. По случаю праздника. Да и тебе доброе дело зачтётся. Допивай, угощай и изливай душу. Легче станет. Народная терапия. Она с самого Петра Алексеевича повелась.
Опухший скривился, залпом допил свой бокал, молча собрал пустую посуду и ушёл к стойке.
– Жаль парня, – не стараясь скрыть слишком очевидное удовлетворение, громко зашептал Лаврентий, – Так с виду вполне справный. Институт закончил, а всё один да один. Не держатся за него девки. Может изъян какой есть?
– Времена такие. – Лёньчик приподнял бокал, внимательно рассматривая пиво на свет.
– Люди такие. Наплевали, сволочи, на Сталина. Теперь получите–распишитесь. – тяжело роняя слова, подвёл черту Степаныч.
Опухший за два раза перенёс пиво и обязательные пирожки. Сел, чокнулся с Лаврентием, сделал солидный глоток.
– Так вот, шеф меня разбудил. Минут пять обкладывал и разным грозил. Ну, я вроде как протрезвел, а настроение паршивое. Посмотрелся в зеркало – морду аж поперёк раздуло от солёного. Какой-никакой, но решил позвонить одной безотказной подруге. Тут недалеко. «Ты как там без меня»? Она мне: «Уже в постели». Я ей так шутейно: «Деда Мороза не ждёшь»? «Зачем? Он давно пришёл». «А как же я»? «А ты лучше послезавтра, поближе к вечеру». Что-то меня это так зацепило, что очнулся только под утро у соседки.
– Сверху или снизу? – деловито уточнил неугомонный Лаврентий, – У Светки, этой воблы тощей, или у Юльки-трясогузки? Ой, неужели на верхнюю запал?
– Отстань, шантажист, – вяло отмахнулся опухший, – И так тошно. Со всех сторон.
Тут стукнула входная дверь и влетел Моня. Увидев меня, он махнул рукой, но сначала подскочил к барменше:
– Здрассьте. С наступившими! Лёньчик здесь? Срочно нужен!
– Лёньчик! Заказ принесли. – ровным голосом произнесла барменша, – Тут очередной залётный или гальюн в гостях молодецки уделал, или смеситель свернул.
– Унитаз, – страдальчески произнёс Моня, – Я пока вашим воспользуюсь?
– Если тот кореш молчаливый твой, то пользуйся от всей души. Только аккуратно. А то потом Лёньчиков не напасёшься. – она отвернулась и стала перебирать бокалы, – Не забудь руки помыть. У нас культурное заведение.
Моня появился через несколько минут, издалека показал влажные