себе вопрос: могут ли люди объективно судить о том, с чем никогда не сталкивались и чего абсолютно не понимают? Имеют ли они право осуждать то, что выходит за пределы их миропонимания? Порой, прокручивая в голове одни и те же мысли, я доходил до панического состояния и думал: а вдруг мои родители и все, кто осуждал меня, правы, а неправ только я один? Вдруг я действительно болен, или сошел с ума или, того хуже, являюсь извращенцем с самого детства и отрицаю этот факт вместо того, чтобы лечиться у психиатра?
Только моя сестра, единственная из всех, всегда воспринимала мое поведение, как естественное и никогда не считала больным или ущербным. В часы прогулок и отдыха, она всегда была рядом со мною, поддерживая меня одним лишь своим присутствием. Сотни раз я шептал слова благодарности судьбе, пославшей мне этот бесценный подарок – мою сестру! Благодаря ей, я выстоял в этом жестоком мире, который ополчился против меня с самого детства… В своих детских играх мы уносились с ней в страну сказочных грез и фантазий, сильно отличавшуюся от той суровой реальности, в которой нам довелось жить.
Наше время за компьютером и телевизором было строго ограничено отцом, поэтому мы часами просиживали на ковре в зале около большого камина, играли в разные игры и беседовали обо всем на свете. Я сочинял забавные истории и пересказывал их сестре, чтобы слышать ее заливистый смех… Часто мы бродили, держась за руки, по безлюдному старому парку, расположенному рядом с домом, предоставленные сами себе, а поэтому свободные и счастливые. Весной мы пускали кораблики, осенью жгли костры из опавших листьев, зимой катались на санках с горки. И всегда были только вдвоем… Отец обожал и баловал Владу, но был слишком суров, чтобы вызвать чувства большие, чем уважение и почтительный страх. Она, как и наша мать, всегда трепетала перед ним, и это мешало ей искренне проявлять свою дочернюю любовь и привязанность…
У меня никогда не было настоящих друзей, да и жили мы в пригородном доме слишком уединенно, чтобы иметь широкий круг общения. Может быть поэтому я так остро помню те немногочисленные случаи, когда мне доводилось по-настоящему глубоко и серьезно пообщаться с людьми.
…Я часто вспоминаю эту старую церковь с потрескавшимися от времени стенами. Она совсем небольшая. Как только такой огромный орган помещается в ней! Кажется, нет таких стен, которые могут вместить его! Когда он молчит, окружающее пространство наполнено одним лишь его существованием, а когда издает первый звук, мир вздрагивает, словно в предвкушении чего-то долгожданного и значительного, и каждая частица мироздания вдруг начинает вибрировать ему в такт… В такт его звукам… Все заполнено, поглощено ими, и нету места, которое было бы свободно от их проникновения. Он почти всесилен… Его нельзя ненавидеть, нельзя любить. Это нечто большее, чем то, что можно выразить словами. Он выше простых человеческих понятий. Он божественен… Разве можно не преклоняться перед его могуществом и совершенством?
Нередко,