чего он хочет: его весьма позабавило бы, продолжи я болтовню о драконах. Однако с мама́ случилась бы истерика уже оттого, что я была в зверинце. Мое поведение (в случае каких бы то ни было доносов) должно было оказаться выше всяких упреков. Будь я мудра, я бы оставила мистера Кэмхерста с мистером Суорджином, пока соблазн не сделался слишком силен.
Но, конечно, житейской мудростью я не блистала. Как и у Аманды Льюис, мои представления о мире были сформированы чтением. Круг чтения Аманды был таков, что она ожидала от жизни сплошной череды балов, дуэлей и весьма своевременных гроз; я же, благодаря книгам, ждала от жизни интеллектуального общения равных с равными. Поймите, я прочла великое множество работ, написанных мужчинами, для которых интеллектуальное общение было образом жизни, и даже не сознавала, сколь маловероятен такой образ жизни для меня. В свои наивные шестнадцать я полагала, что Джейкоб Кэмхерст может стать моим другом.
Дело решил мистер Суорджин, упомянув меня в данном мистеру Кэмхерсту ответе:
– Мисс Эндмор права: все три особи – карлики. Зеленый – это мулинский болотный змей, золотистый – пустынный дракон из южной Ахии. Его Величество очень хотел бы иметь взрослых особей, развитых в полной мере, но содержать их в зверинце невозможно. Вы, несомненно, заметили решетки, отделяющие их друг от друга, а болотного змея, сверх того, приходится постоянно держать в наморднике. Этот экземпляр упорно испускает дуновения на всех вокруг, и, хотя две прочие особи переносят это легче, чем мы, люди, особой радости это не доставляет никому.
– Экстраординарное дуновение, – пробормотал мистер Кэмхерст, взглянув в сторону неподвижной зеленой туши.
Конечно же, я узнала слова из «Естественной истории драконов»! То был термин, введенный Эджуортом в обиход для описания шестого, окончательного видового признака «дракона настоящего». Все особи этого вида способны выдыхать с воздухом нечто еще, будь то легендарный огонь или что-либо другое.
Общая теория юных леди, бытовавшая в те времена, гласила, что любопытство привлекает молодых людей лучше, чем знания. Вооруженная этим сомнительным фактом, я рискнула задать вопрос, ответ на который и без того знала:
– Чем же он дышит?
К моему разочарованию, вместо мистера Кэмхерста ответил мистер Суорджин:
– Ядовитыми парами, мисс, – сказал он. – Весьма неприятными и вредными для легких. Перед кормежкой приходится опускать в те промежутки меж решеток дощатые щиты, чтобы хоть как-то уберечь двух прочих особей, когда с мулинца снимают намордник.
– Как мне представляется, альбиносу приходится особенно нелегко, – заметил мистер Кэмхерст.
– Удивительно, но нет, сэр. Пусть внешность не обманывает вас. Для карлика и альбиноса эта особь весьма вынослива. Хуже всего приходится ахиатке. Хотя она – существо несколько пугливое и нервное…
«Она…» Мистер Суорджин впервые упомянул о половой принадлежности драконов. Оказывается, золотистый ахиатский дракон, вышагивавший по вольеру под