отвороты брюк.
Вот и дом старины Адамса, на той стороне. Как Адамс им гордился! Широченные окна, облицовка из серого дикого камня… Теперь камень зеленый от ползучего мха, разбитые окна – словно ощеренные пасти. Бурьян заполонил лужайку, забрался на крыльцо; высокий вяз уперся ветвями во фронтон. Грэмп еще помнил тот день, когда Адамс посадил его.
Он остановился посреди заросшей улицы – ноги по щиколотку в пыли, руки сжимают трость, глаза плотно закрыты…
Через дымку лет донеслись до него крики играющих детей, тявканье ворчливой дворняжки с соседнего двора, где жили Конрады. А вот и Адамс, голый по пояс, орудует лопатой – яму готовит, и рядом лежит на траве деревце, корни мешковиной обернуты.
Май 1946 года. Сорок четыре года назад. Они с Адамсом только что вернулись домой с войны…
Звук шагов, приглушенных пылью, заставил Грэмпа испуганно открыть глаза.
Перед ним стоял молодой мужчина, лет тридцати или около того.
– Доброе утро, – поздоровался Грэмп.
– Надеюсь, я вас не напугал? – сказал незнакомец.
– Вы видели, как я стою тут болван болваном, с закрытыми глазами?
Молодой человек кивнул.
– Я вспоминал, – объяснил Грэмп.
– Вы тут живете?
– Да, на этой самой улице. Последний здешний обитатель, можно сказать.
– Тогда вы, может быть, поможете мне.
– Постараюсь, – ответил Грэмп.
Молодой человек замялся:
– Понимаете… Дело в том… Ну, в общем, я совершаю, как бы это сказать, что-то вроде сентиментального паломничества…
– Понятно, – сказал Грэмп. – Я тоже.
– Моя фамилия Адамс, – продолжал незнакомец. – Мой дед жил где-то здесь. Может быть…
– Вот этот дом, – показал Грэмп.
Они постояли молча.
– Славный уголок был, – заговорил наконец Грэмп. – Вон то дерево ваш дедушка посадил сразу после того, как с войны приехал. Мы с ним всю войну вместе прошли и вместе вернулись. И погуляли же мы в тот день…
– Жаль, – произнес молодой Адамс. – Жаль…
Но Грэмп словно и не слышал его реплики:
– Так вы говорите, ваш дед! Я что-то потерял его из виду.
– Умер, – ответил молодой Адамс. – Уже много лет назад.
– Помнится, он влез в атомные дела, – сказал Грэмп.
– Совершенно верно, – с гордостью подтвердил Адамс. – Сразу подключился, как только началось промышленное применение. После Московского соглашения.
– Это когда они порешили, что воевать больше невозможно.
– Вот именно.
– В самом деле, – продолжал Грэмп, – как воевать, когда не во что целиться.
– Вы подразумеваете города? – сказал Адамс.
– Ну да. И ведь как все чудно вышло… Сколько ни пугали атомными бомбами – хоть бы что, все равно за город все держались. А стоило предложить им дешевую землю и семейные вертолеты – так и кинулись врассыпную, чисто кролики, чтоб им…
Джон Дж.