были скакунцом. А я был. – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Я знаю, что это такое.
Вебстер покачал головой:
– Так ведь я не об этом спорю. Вполне допускаю, что скакунцом быть лучше, чем человеком. Но я никак не могу согласиться с тем, что мы вправе разделаться с человечеством, променять все, что было и будет совершено человеком, на то, что способны совершить скакунцы. Человечество продвигается вперед. Может быть, не с такой легкостью, не так мудро и блистательно, как ваши скакунцы, зато мне сдается, что в конечном счете мы продвинемся намного дальше. У нас есть свое наследие, есть свои предначертания, нельзя же все это просто взять да отправить за борт.
Фаулер наклонился вперед.
– Послушайте, – сказал он. – Я все делал честь по чести. Пришел прямо к вам, во Всемирный комитет. А ведь мог обратиться к печати и радио, чтобы припереть вас к стене, но я не стал этого делать.
– Вы хотите сказать, что Всемирный комитет не вправе решать этот вопрос? Что народ тоже должен участвовать?
Фаулер молча кивнул.
– Так вот, по чести говоря, – продолжал Вебстер, – я не полагаюсь на мнение народа. Существуют такие вещи, как реакция плебса, как эгоизм. Что им до рода человеческого? Каждый будет думать только о себе.
– То есть вы говорите мне, что я прав, но вы тут ничего не можете поделать?
– Не совсем так. Что-нибудь придумаем. Юпитер может стать чем-то вроде дома для престарелых. Придет пора человеку уходить на заслуженный отдых…
У Фаулера вырвалось рычание.
– Награда, – презрительно бросил он. – Пастбище для старых лошадей. Рай по путевкам.
– Зато мы и человечество спасем, – подчеркнул Вебстер, – и Юпитер используем.
Фаулер порывисто встал.
– Это черт знает что! – вскричал он. – Я прихожу к вам с ответом на вопрос, который вы поставили. С ответом, который обошелся вам в миллиарды долларов. А сотни людей, которыми вы были готовы пожертвовать? Расставили по всему Юпитеру преобразователи, пропускали через них людей пачками, они не возвращались, вы считали их мертвыми и все равно продолжали слать других! Ни один не вернулся, потому что они не хотели, не могли вернуться, их пугала мысль снова стать людьми. И вот я вернулся. А что проку? Трескучие фразы, словесные ухищрения, допросы, проверки… И наконец мне объявляют, что я есть я, да только мне не надо было возвращаться.
Фаулер опустил руки и понурился.
– Полагаю, я свободен, – произнес он. – Не обязан здесь оставаться.
Вебстер медленно кивнул:
– Конечно, свободны. С самого начала вы были свободны. Я только просил побыть здесь, пока шла проверка.
– И я могу возвращаться на Юпитер?
– Учитывая все обстоятельства, – ответил Вебстер, – это, пожалуй, совсем неплохая мысль.
– Удивляюсь, почему вы сразу мне этого не предложили, – с горечью сказал Фаулер. – Такой удобный выход. Сдали отчет в архив, забыли об этом деле – и продолжай распоряжаться Солнечной системой, словно фишками в детской игре. Ваш род уже не первый век отличается, сколько дров наломали – так нет же,