интересное зрелище; но больше всего меня поразили выкопанные трупы, которые были выставлены в стеклянных ящиках в маленьком домике, находящемся у ворот.
Первым был труп женщины: ее рука была приподнята, как для объятия, на губах играла улыбка, она умерла внезапно, не понимая происходящего. Возле нее лежал ширококостный мужчина – очевидно, раб: его кулаки были сжаты, рот открыт в предсмертном крике. Рядом с ним в гробу лежало тело старца: он умер сидя, худые пальцы были судорожно сплетены, гордое лицо спокойно, губы сжаты в твердой решимости. Его отважность была сильнее страха смерти!
Больше мне ничего не хотелось осматривать, ни в Помпее, ни даже в Неаполе. Я отправился в агентство австрийского Ллойда, чтобы узнать, когда отходит следующий пароход из Бриндизи. Оказалось, что все места на двух последующих пароходах полностью распроданы. Я стоял перед окошечком кассы и думал, куда же мне теперь отправиться. Так как горы и озера сверкали под ясными лучами солнца, а мои подошвы вполне зажили, я решил пойти пешком по Кампании и Калабрии.
Я проходил мимо коричневой зелени виноградников, серебристо-зеленых оливковых рощ и громадных пиний, росших у дороги, встречал белоснежные стада овец и пастухов в остроконечных шляпах, похожих на знаменитого итальянского разбойника Ринальдо Ринальдини; пил много темно-красного вина, и ел жареную рыбу, но не пережил ни одного покушения на свою жизнь или на свой вещевой мешок, о котором бы стоило сообщить нашим жаждущим приключений читателям.
Итак, я брел все дальше и дальше по проселочной дороге, изредка проезжал небольшое расстояние поездом и, наконец, все еще не имея определенного плана путешествия, дошел до Палермо. Здесь я в первый же вечер попал в неприятную переделку, благодаря которой очутился в Испании.
Не помню, как это случилось, но часов в одиннадцать вечера я предпринял прогулку в гавань, чтобы полюбоваться лунной ночью на море. Я остановился под пальмой и загляделся на мерцание светлячков у ее подножия, как вдруг в близлежащей остерии[3] послышался дикий рев, и оттуда высыпало с полдюжины пьяных парней, которые, налетев друг на друга, подняли страшную драку. Я с детства сохранил интерес к дракам и поэтому подошел поближе, чтобы увидеть, чем все это кончится.
Четверо набросились на одного, что мне сразу не понравилось, и я увидел блеск ножа в темном кулаке, который поднялся, чтобы ударить лежащего на земле человека. Я едва успел вовремя схватить этого человека за руку, и одновременно с этим убийца получил сильный удар между глаз, который мне редко удавался. Конечно, теперь весь интерес этой шайки сосредоточился на мне: один из них сейчас же схватил меня за шиворот, и не знаю, чем бы это кончилось, если бы не потоки вонючей жидкости, полившиеся на нас откуда-то сверху. Одновременно с этим на нас вылился поток ругательств из прелестного женского ротика. Мы бросились врассыпную. Яростный рев пьяной шайки, к которому присоединились все голодные псы Палермо, заглушил поток ругательств, сыпавшихся