улыбка удивительно преобразила его лицо.
Ибо в эти решительные минуты, когда дело идет о жизни или смерти, все мелкие подробности условной красоты исчезают, и одна только душа отражается на лице. И если в минуту опасности душа пробуждается неустрашимой и бодрой, то она всегда придает высокое и смелое выражение лицу человека, осмеливающегося бороться с яростью стихии.
– Товарищи! Не бойтесь! – воскликнул шкипер, потому что буря ревела уже сильнее грома. – Это все пустяки! Только вода и ветер! Спускайте скорее остальную верхнюю мачту. А ты, Симон, ступай к носу, попробуем идти под большим парусом. Постарайся поднять его… Рулевой, держи крепче руль, правьте им двое, трое, если нужно, ибо мне кажется, что ветер порядочно будет коверкать корабль… Не нужно поддаваться ему, товарищи! Это будет худой пример!
Едва успел Бенуа кончить эти слова, как буря налетела и нагрянула на корабль. «Катерина» завертелась, закачалась на ужасных волнах и даже на время исчезла посреди дождя пенистых брызг, вздымаемого бурей, свистящего в снастях, между тем как бока корабля скрипели и трещали, как будто бы по ним колотили молотом. Несчастный корабль, то обливаемый огромными волнами, то поднимаемый вверх, то бросаемый в бездонную пропасть, казалось, был готов потонуть каждую минуту.
– Держитесь крепче за снасти, товарищи! – кричал Бенуа. – Не бойтесь! Это пустяки! Оно просвежит нас! Теперь жарко! Да, кстати, и вымоет наш корабль… Держи крепче руль! Держи, не то…
Он не успел договорить, ибо ужасная водяная гора, возвышавшаяся до верхних мачт, набежала на корабль, обрушилась на палубу и, покрыв ее обломками, унесла с собой двух матросов. Это были двое молодых людей, только что женившиеся на двух сестрах, нантских девушках, прелестных, краснощеких. Молодые люди очень любили друг друга. Тот из них, который бросился в воду, чтобы спасти другого, женился единственно из подражания ему. Оба матроса вместе работали, вместе гуляли. Таким образом, они вместе жили и вместе умерли. Симон, крепко державшийся за снасти, как скоро прошла волна, гордо выпрямился и смотрел по-прежнему неустрашимо, облитый и промоченный насквозь водой.
Один из матросов, которого волна сшибла с ног и сильно ударила о палубу, сломал руку и громко кричал от ужасной боли.
– Перестанешь ли ты орать во всю глотку, рева? – прикрикнул на него Симон. – Здесь и без тебя довольно шума! Закрой рот, а то проглотишь волну!
Крик усиливался.
– Впрочем, реви себе, если хочешь, – сказал Симон, – видно, это забавляет тебя.
Тем временем Бенуа подошел к рулевому.
– А ты, добрый мой Кайо, – сказал капитан, – правь хорошенько, держи по ветру!
– О, капитан, – отвечал сей последний, обтирая пот, – доколе корабль будет слушаться руля, то не бойтесь, хотя, правду сказать, нас валяет и покачивает, точно как в нантском городском саду на качелях… только что успевай приседать!
– Берегись, капитан! Берегись! – воскликнул Симон, увидевший огромный вал, с ужасным шумом катившийся к кораблю.
Не