со своей стороны и присяжные, assessores, могут заявить причины своего отказа.
Корсары, за исключением своего начальника, ничего не поняли из этих слов, так как они, будучи греками, знали только свой родной язык, поэтому ни один из них не проговорил на это предложение претора ни слова. Вследствие этого восемьдесят судей, составлявших трибунал, молча заняли назначенные им места.
Адвокаты, patroni, и писцы, записывавшие происходившее на суде, сделали то же самое.
Пираты продолжали хранить молчание, не отвечая даже на понуждения адвокатов, принявших на себя их защиту единственно лишь для увеличения своей славы. Тимен дал приказ своим товарищам хранить молчание.
– Молча встречали мы, – сказал он им, – рев бури и не страшились волн, грозивших поглотить нас; станем ли мы говорить теперь, станем ли умолять этих наших врагов, уже решивших умертвить нас? Умрем, по крайней мере, так, как умирают сильные.
– Умрем как сильные! – отвечали громким и решительным голосом морские разбойники.
– Если они с презрением отказываются от защиты, – сказал претор, – то кто осмелится быть свидетелем в их пользу? Либурн, выкликни свидетелей!
Либурн выкликнул их три раза.
– Adsum! – крикнули два женских голоса, в которых слышалось душевное страдание; и глаза претора, присяжных, адвокатов, подсудимых и всей публики обратились моментально в ту сторону, откуда послышались эти голоса.
Действительно, две женщины поспешно шли к трибуналу: одна из них скрывала свое лицо под покровом, другая шла с открытым лицом; обе остановились перед судьями.
Следуя предписанной законом форме, защитник Тимена подошел к младшей из них и спросил ее:
– Licet antestari? – что означало: желает ли она быть свидетельницей.
Молодая женщина подняла покрывало и приблизила к адвокату свое ухо для того, чтобы он к нему дотронулся; этим свидетель выражал свое согласие, так как ухо признавалось вместилищем памяти[20]. Молодая женщина, которую тотчас же узнали, была Фебе, красивая невольница Юлии, бывшая в эту минуту уже свободной и еще вчера стоявшая тут перед претором в праздничном наряде, а теперь в глубоком трауре.
– Ты свободная? – спросил ее претор.
– Со вчерашнего дня, ты это знаешь.
– Что можешь ты сказать в защиту подсудимых?
– То, что они прибыли в Реджию не для того, чтобы похитить дочь Августа, но взять отсюда невесту своего начальника, вот этого.
И она указала на Тимена.
– Чем ты можешь доказать это?
– Клянусь всеми богами неба и ада, что это так.
– А кто невеста?
– Я сама.
– Она сказала правду! Я утверждаю это именем всех богов! – вскричала в эту минуту другая женщина.
Это была Филезия.
– На допрос эту женщину: она раба и пусть скажет это под пыткой, – приказал хладнокровно претор.
И несчастная фессалийская пифия была тотчас схвачена и уведена в комнату, где производились пытки. Немного спустя чиновник, присутствовавший