я о тебе думаю?.. Я думаю, что ты самая очаровательная сирена, какая когда-либо проверяла свои чары на злополучном матросе!
Но он отвечал:
– До сегодня я не трепетал перед мужчиной, не обманул женщины и теперь не переменюсь.
Этот холодный ответ слегка разочаровал ее, но ее опытный глаз не мог не подивиться гордой позе и строгому взгляду, сопровождавшим его слова. Она слегка наклонилась к нему и продолжала нежным голосом:
– Женщина всегда как-то одинока, каково бы ни было ее положение. Ах, как нас легко обмануть и как бесплодно мы плачем и ломаем руки, когда нам случается быть обманутыми! Но тебя я угадала с первого взгляда. Для меня достаточно беглого взора, чтобы понять характер. Ты помнишь, как я велела подозвать тебя к своей лектике, когда ты был с гладиатором Гирпином?
Она снова покраснела, ее опасный взор еще раз заблестел. Голова Эски начала склоняться, и его сердце забилось от нового чувства, от волнения и неожиданности.
– Как я могу позабыть это? – сказал он глубоко смиренным тоном. – Это такая честь, которая не выпадает на долю людей моего положения.
Она улыбнулась ему нежнее, чем прежде.
– Я искала тебя снова, – прошептала она, – но не нашла. Мне нужен был человек, которому бы можно было довериться. У меня нет ни советника, ни защитника, ни друга. Я сказала себе: «Что с ним стало? Кто, кроме него, сумел бы сделать то, что я у него попрошу, и сохранить мою тайну?» Потом Миррина сказала мне, что я нынче вечером увижу тебя здесь.
Казалось, она сдержала себя, чтобы не сказать еще что-то, и бросила на бретонца почти умоляющий взгляд надежды. Но Эска был молод, чистосердечен и прост; он ждал, что она будет продолжать, и Валерия, впервые оробевшая и упавшая духом, продолжала более холодным и подходящим к делу тоном:
– То, что я хочу доверить тебе, должно быть передано тобой в собственные руки Лициния. Никому другому это не должно попадаться на глаза. Никто не должен знать, что ты послан мной и даже что ты приходил сюда сегодняшним вечером. В случае надобности ты должен подвергнуть опасности даже свою жизнь. Могу я положиться на тебя?
Эске начинало казаться, что он уже не может сам полагаться на себя. Освещение, благоухания, самое место и эта обольстительная красавица, сидящая подле него, производили страшную бурю в его сердце и рассудке. Все, что он видел и слышал, казалось ему столь странным, столь невозможным, что он мог усомниться в своем бодрствовании. В его характере было очень много гордости, но не было ни малейших задатков тщеславия, и, подобно многим мягким и неопытным натурам, он боялся оскорбить нежную женщину и чувствовал ту сдержанность, которая в известных случаях крайне затруднительна для мужчины и, наоборот, делает женщину более вызывающей. Поэтому он с усилием овладел собою и с невероятным спокойствием и простотой принял доверяемое ему поручение. Статуя Гермеса, украшавшая подъезд, не казалась бы более холодной и непроницаемой. Валерия смутилась. Между тем необходимо было найти повод удержать его, потому