разочаровали. Тоже нашли подходящее время для ваших розыгрышей. Я же вам сказала, что очень-очень устала. Это, знаете ли, не смешно. Совсем не смешно. – Марина отошла от КГ и повернулась к окну.
– Что вы такое говорите, как вы вообще могли подумать такое? Просто это кажется, будто какая-то ерунда случилась. Приходила целая комиссия. Людей взяли с моей работы – этих двоих малахольных Реликтова и Рецептова. Для чего приходили – неясно. Сказали, что меня арестовали. И ушли. А я вроде на свободе. И вот эту штуку мне наклеили. Вернее, они наклеили другую штуку. И сняли. Но получилось так, что мне самому пришлось наклеить эту штуку над виском. Чтобы никто не узнал, что мне наклеили ту штуку, которую потом сняли.
Марина опустилась на диван и засмеялась:
– Слушаю вас и удивляюсь, какой вы все-таки забавный.
Она погрузила локоть и одно плечо в подушку, одну ногу подняла на постель, и часть ноги у нее оголилась. «Какая красивая щиколотка, да и вся она… Глаз не отвести».
– Так как все-таки это все было?
– Нелепо, гротескно и абсолютно безвкусно. Как плохой театр.
– Это мне ни о чем не говорит. Может, закончим уже эту тему, я так устала.
– Да, я понимаю, вы пришли поздно.
– Опять вы меня в чем-то упрекаете. Поделом мне. Не надо было впускать вас в мою комнату. Вы уже дважды ворвались ко мне. Сегодня утром. И сейчас – хотя уже почти ночь. Откуда вы взялись на мою голову? Главное, что во всем этом не было никакой необходимости.
– Нет, было. Было. Как же не было?
КГ чувствовал, что он должен сейчас обязательно что-то сделать, чтобы только не покидать комнату товарищ Толоконниковой. Он стал переставлять столик, показывать, кто где сидел, где находился он сам в этот момент.
– И теперь начинается самое интересное. Инспектор зовет меня, но не просто говорит и не просто кричит, а будто он взывает меня к новой жизни. Вам не представить себе этой нелепой ситуации, и поэтому я должен закричать в точности так, как это сделал инспектор.
Марина рассмеялась – «все-таки я сумел ее немного растормошить» – и приложила палец к губам. Поздно! КГ уже несло, и он прокричал – грубо и протяжно:
– Борис Кула-а-а-гин!
За стеной в соседней комнате постучали – громко и настойчиво. Марина испугалась, схватилась за сердце, КГ тоже вначале немного испугался. Потом заставил себя успокоиться, бросился к Марине, прижал ее руку к себе и страстно прошептал:
– Ничего не бойтесь, моя дорогая. Я все беру на себя. Но кто там, в этой комнате? Там ведь никого не должно быть. И быть не должно, и никто не должен там спать.
– Как это никто? – прошептала Марина прямо ему в ухо, и он почувствовал тепло ее губ и дыхания. – Я вам уже говорила, когда мы сюда заходили, – почему вы никогда не слушаете, что вам говорят? Там уже три дня как остановился родственник Евдокии Прокопьевны. Он, между прочим, лейтенант КГБ. Редько Петр Кононович, он, кстати, из казаков. А я совсем забыла о нем. Ну скажите на милость, что это вам так приспичило кричать что было мочи?