газеты. Разве не понятно? Тебя избрали для самого главного и ответственного возложения.
– Кто избрал? – промямлила я, поскольку не понимала, что такое «возложение». Лиана произносила это слово как «возложэнэ», а попросить объяснить мне по-осетински я не решилась. Все взрослые говорили со мной по-русски, все подружки и одноклассники – по-осетински. И иногда я лучше понимала по-осетински.
– Я избрала! – гордо ответила Лиана.
Я хотела ей сказать, что она ошиблась с выбором, но она меня не слушала.
– Значит, так, возьмешь цветы из кучи и положишь их к памятнику Ленина. Поняла? Иди медленно и торжественно. Выходи, как только услышишь гимн. Цветы выложи с достоинством, а не просто бросай на постамент. Возложэнэ должно быть красиво. И медленно возвращайся сюда, к лавочке. Все поняла?
– Нет, – прошептала я, но Лиана уже убежала отдавать распоряжения по поводу выноса знамени.
Когда зазвучал гимн, я уже жалела о том, что являюсь внучкой уважаемого человека. Мне было страшно, и гора гвоздик плыла перед глазами. Я взяла из кучки гвоздики и пошла к памятнику. Я честно старалась идти медленно и торжественно. Цветы, как мне казалось, я положила красиво, но потом наклонилась и поправила. Медленно пошла назад. Еле доплелась до лавочки и закрыла глаза.
Очнулась я от нависшей надо мной тени. Даже двух. Надо мной стояли бабушка и Лиана. Бабушка была в парадном костюме, с рядами медалей, которые сверкали на солнце. Лиана стояла с перекошенным лицом. Кажется, у нее даже глаз дергался.
– Что ты сделала? Это же позор! – прошипела бабушка.
– Я ей все рассказала, как надо, – пискнула Лиана. Она чуть не плакала от ужаса.
– Нет, я все-таки отправлю тебя назад к матери, – продолжала шептать мне бабушка, – ты вся в нее.
Я искренне не понимала, что натворила. Шла слишком медленно? Слишком быстро? Некрасиво возложила цветы?
– Бабушка, что я сделала?
– Смотри, – прошипела бабушка и показала на Ленина.
На постаменте лежали мои гвоздики.
– Их две! Ты положила две гвоздики! – Лиана сдерживалась из последних сил. – Как ты могла Ленину две гвоздики положить? Он же живее всех живых!
Я таращила глаза, поскольку не понимала, чем обидела Ленина.
– Два цветка на похороны несут. Ленину надо было три положить или пять. Ты считать умеешь? – бабушка покраснела от гнева.
– Но он же умер… – пролепетала я, – значит, можно и две.
Бабушка охнула, Лиана прижала руки к губам, чтобы подавить крик.
В это время на трибуне для почетных гостей тоже шла жаркая дискуссия. Почетным гостям было скучно в двадцатый раз выслушивать клятву пионера, и они обратили внимание на то, что на постаменте лежат две чахлые гвоздички, причем одна – со сломанным стеблем. Это я сломала, пока несла.
– Почему две? – спросил кто-то из важных гостей из города, у которого в нашем селе жила троюродная тетка, и соответственно троюродный