Вильгельма с целью смягчить его позицию по марокканскому вопросу, так как решимость германского императора настоять на своём неуклонно возрастала. Русский посол в Берлине граф Н. Д. Остен-Сакен писал Ламздорфу: «Германия будет твёрдо держаться намеченной позиции, и что сам император будет настаивать на выполнении своей программы»{25}.
Когда известие об этом дошло до французских правящих кругов, оно вызвало там неподдельный страх. М. Рувье был готов в очередной раз уступить немцам. Кайзер Вильгельм считал, что Франция полностью покорилась его воле и вся конференция в Альхесирасе должна была эту покорность лишний раз продемонстрировать. Во время аудиенции германский император заявил А. П. Извольскому: «Я бросил перчатку Франции по поводу марокканского дела, и она не осмелилась её принять»{26}.
По поручению Николая II Ламздорф писал графу Н. Д. Остен-Сакену: «Франция дошла до крайних пределов уступчивости, согласившись принять почти все пункты последних предложений Берлинского кабинета»{27}. Ламздорф считал, что эта позиция Берлина направлена не только против Франции, но и против России. «Германскому правительству, – писал Ламздорф послу, – хорошо известно, что с благополучным окончанием Альхесирасской конференции тесно связан вопрос чрезвычайно важных для России денежных операций. Только с осуществлением последних, Императорское правительство в состоянии будет принять все необходимые меры к окончательному искоренению революционного движения»{28}.
Далее Ламздорф поручил Остен-Сакену довести до сведения высших германских сфер нижеследующее: «Мы отказываемся верить, чтобы Император Вильгельм, с твёрдым убеждением высказывавшийся перед нашим Августейшим Монархом за необходимость, в интересах всего человечества, сохранения мира, а также сближения, при посредстве России, между Германией и Францией, решился бы вызвать разрыв конференции, и таким образом не только отказался бы от намеченной политической программы, но и вместе с тем, посеял среди европейских Держав тревогу, которая по многочисленным последствиям не менее пагубна, чем открытая война»{29}.
Это письмо ставило кайзера в весьма двусмысленное положение. Дело в том, что после окончания Русско-японской войны официально вступил в силу Бьёркский договор между Россией и Германией. При этом Царь и кайзер договорились делать всё, чтобы убедить Францию присоединиться к этому договору. В случае разрыва и военного конфликта Германии с Францией из-за Марокко Вильгельм II сам оттолкнул бы от себя Париж и сделал бы присоединение Франции к Бьёркскому договору невозможным, о чём тонко и намекал в письме Ламздорф.
С другой стороны, Государь понимал, что отказ Вильгельма II от соблюдения статей Бьёркского договора, а враждебные действия в отношении Франции являлись именно таким нарушением, даст возможность России поступить подобным же образом. Если бы кайзер продолжил свою агрессивную риторику в отношении Парижа, то она заставила бы Францию быстрее соглашаться на предоставление