же всем, как она выгнала дочку в одной сорочке, потому что приревновала к своему дружку. Теперь весь город ей сочувствует. Ей это всегда нравилось.
– А что там у тебя вышло с шерифом?
– Мне кажется, тут и так все ясно. – Она сокрушенно покачала головой, словно дивясь человеческой подлости. – Кловис наплел шерифу небылиц о наших отношениях. А тот как последний идиот ему поверил. Боюсь, что в его басни в городе поверили многие.
– И ты надеешься, что я тоже поверю во все, что ты тут наплела?
– А почему бы и нет? Зачем мне на себя наговаривать?
Он пожал плечами.
– Ты могла выскользнуть из дома на свидание.
– Уж лучше бы так. Сомневаюсь, что вляпалась бы хуже.
– Наверное, нам следует отвезти тебя к отцу, – вслух подумал Хантер.
– Ага, а он уже через минуту заставит ее все выложить ищейкам, – с насмешкой произнес Люк.
– Может, он умнее, чем ты думаешь. Вряд ли отец захочет скандала, в котором станут на все лады склонять имя дочери. А ведь так будет, когда узнают, что девушке пришлось провести с нами несколько дней и ночей, прежде чем мы доставили ее к папаше.
– А тот поспешит сбагрить меня кому-то еще, – высказала Лина неприятную правду абсолютно ровным, спокойным голосом. – И мы снова закончим тем, с чего начали. Я устала, – сказала она, резко меняя тему разговора.
– Я постелил тебе вон там, Хантер, – сказал Чарли. Хантер кивком указал ей в сторону одеяла.
– Иди и располагайся.
Она взглянула сначала на одеяло, затем на него. Он молча ожидал ее действий. Вздохнув, она встала, подошла к одеялу, увидела, что их два – одно на другом, и осторожно влезла в середину этого нехитрого сооружения. Ей уже не хотелось ни думать, ни спорить, голова от усталости перестала соображать.
Повернувшись к мужчинам спиной, она закрыла глаза. Но сон не шел. Ничего удивительного. Хотя она страшно устала, сегодня слишком многое произошло, чтобы просто спокойно уснуть.
Итак, ее мать вовсе ей не мать. Тогда кто же ее родил? Отцом был человек, который долгие годы аккуратно выдавал Черити деньги на расходы – короче, сам он не хотел возиться со своей дочерью. Она не знала, что он за человек. Но теперь хотя бы знала, как его зовут. Внезапно у нее защемило в груди. Вся ее жизнь была сплошной ложью.
Понимая, что размышления о прошлом бессмысленны, она задумалась о настоящем и не обрадовалась, настолько и тут все запуталось и осложнилось. У нее не было ни оружия, ни лошади, ни обуви, в город путь заказан, поскольку там ее считают сообщницей грабителей, все пути отступления для нее отрезаны. Даже если бы ей удалось раздобыть все необходимое для побега, куда ей бежать? Есть ли на свете место, где ее ждут, где будут ей рады?
На глаза набежали слезы, и ей пришлось собрать волю в кулак, чтобы совладать с собой. Слезами горю не поможешь, а показывать преступникам слабость негоже. Но когда первая слезинка невольно выскользнула из-под ресниц, она решила, что втихомолку поплакать можно. Главное – не всхлипывать и не привлекать внимания.