бесцветный раствор окрашивался сначала в жёлтый, потом в коричневый цвет и приобретал запах патоки или карамели. Процесс шёл медленно. Я и не заметила, что солнце уже нырнуло за крышу соседнего корпуса – значит, время скатилось к вечеру. Остановила поток кислорода, выключила нагрев и мешалку…
Прислушалась к внешним звукам – по коридору гулко раздавались шаги, последние «из могикан» торопились домой.
Села за стол и подробно описала свой эксперимент – это одно из железных правил научной работы. Отложив тетрадь, снова прислушалась. Теперь по коридору гуляли только звуки тишины – какие-то странные вздохи, шорохи, из открытого окна слышались голоса синиц.
Когда уходят люди по домам, молчат навылет модули строений – по ним гуляет Дух Изобретений, как изгнанный и проклятый имам.
Эти строки сами сложились из тишины и выткались в сознании как бы золотом по серебру. Мне было жаль НИИ, где проработала уже пятнадцать лет – почти всю сознательную жизнь. Западная волна варварского рынка ударила по этому научному учреждению, как и по всему живому в России, окатила его мутной грязью мелочной коммерции, источила, изъела его внутренности, как это делают паразиты, питающиеся чужими соками. Деньги, унесённые этой зловонной волной в лапы хищников, перестали быть эквивалентом труда. Неработающие деньги превратили в живой труп всю промышленность и науку.
Поэтому НИИ, где я работала, имел теперь жалкий вид – стал похож на нищего, собирающего подаяние. Опытные цеха, где раньше создавали уникальные технологии, были заброшены за ненадобностью и постепенно разрушались от холода, жары, дождей и ветров. Хозяйственные сотрудники унесли с развалин всё, что могло пригодиться в работе или на продажу.
Ухоженные когда-то тропинки в лесу, где стояли цеха, заросли дикой зеленью. Повсюду на территории топорщились свалки ржавеющего оборудования, торчали бочки, цистерны с неизвестным содержимым. Запустение и разруха смотрели отовсюду большими провалами в стенах зданий.
Я не могла равнодушно смотреть на эту картину распада. Было больно, словно это я сама неизлечимо заболела.
Многие, лишившись работы, ушли искать счастья в другие места, кого-то сократили, кто-то отправился в мир иной – так уменьшался коллектив НИИ. Новых сотрудников не принимали. Старели здания, старели люди – всё шло на убыль.
С прежней неистовой силой цвели только сирень и яблоня под окном научного корпуса. Сейчас, к вечеру, аромат их сгустился, и я чувствовала этот настырный запах жизни даже на втором этаже.
Сейчас ФНПЦ «Алтай» возродился, стал центром Бийска – наукограда. Всякий организм когда-то выздоравливает после болезни. Но я навсегда осталась там, в 1997 году – в научном корпусе 1-а, где под окном и сейчас цветут сирень и яблони, а в пустых коридорах гуляет Дух изобретений.
Бийск, ФНПЦ «Алтай», 1994–1997, 2015 г.
28. ОДНА ДОМА, ОДНА В МИРЕ…
Если я засну, никто не закрутит кран.
Слышишь, капли стучат
в