третий стул и протянул руку: – Вазген.
Рука у него была большая и сильная, это чувствовалось, хотя он и не стремился показать свою мощь, сжимая руку собеседнику, как это часто делают закомплексованные люди. Напротив, он взял мою ладонь бережно, словно боялся сломать. Для своих лет он выглядел очень хорошо, подтянуто, имел небольшой животик, был аккуратно одет – пиджачок висел на спинке стула, подтяжки не давали упасть раньше времени брюкам… Свидание. Я улыбнулся.
– Андрей, – представился и я.
– Выпейте, Андрей, – Вазген наполнил три рюмки, мы чокнулись и под громкое вазгеновское «За здоровье!» выпили… Я впервые пил водку ледяной да из холодной рюмки. Это были совсем другие ощущения, надо сказать. Вазген протянул мне огурчик, я благодарно кивнул и захрустел закуской, Александра Федоровна накладывала мне салат, а Вазген снова наполнил емкости:
– Мне Сашечка, – говорил Вазген с акцентом, но достаточно грамотно и прибегал к вычурным литературным оборотам, что в сочетании звучало достаточно забавно и обаятельно. Позже выяснилось, что до перестройки Вазген работал учителем русского языка и литературы в Ереване. – Царь-птица моя, рассказала, как вы, Андрей, привнесли в ее темное царство луч надежды и помогли подняться на новые высоты распространения ее вкуснейшего зелья. Выпьем, Андрюша, за ваши дела. Все проходит, дела остаются. Вы помогли хорошему человеку, когда-нибудь это бумерангом вернется к тебе, дорогой! – Вазген постоянно скакал с «вы» на «ты». Мы выпили, закусили, тепло разлилось по жилам, стало хорошо и уютно.
– И я, дорогой, хочу тебе приятно сделать! У меня бизнес, как теперь говорят… – Вазген ухватил большую картофелину и аппетитно отправил в рот, – на Тишинском рынке. Несколько ларьков, магазинов… Есть обувной магазин. Там окно старое, некрасивое такое окно. В него ничего не видно, из него ничего не видно, хочу там плакат повесить какой-нибудь. Так, для красоты. Бизнес и так хорошо идет, хочется эстетического удовлетворения, что-то веселое, может… Ты мне нарисуй и напиши что-то!
– Спасибо большое за предложение, но я как-то рисовать… не очень.
– Ты не спеши, дорогой, приходи завтра на рынок, окно посмотри, нарисуешь, сочинишь – сто долларов тебе заплачу, просто потому что ты человек хороший, – тут Вазген покосился на «Сашечку», проверяя произвел ли эффект своей щедростью. Удовлетворенный результатом, вернулся ко мне: – Ну, а справишься, подумаем, что еще можно этакого пофантазировать, хозяин рынка мой хороший друг… Давайте выпьем за друзей!
Я пробирался, пошатываясь, сквозь ночные августовские запахи, напевая что-то из «Воскресения», тянул заграничную «Магну» и думал о том, что пора бы поразмыслить, чем заниматься по жизни, какой работе себя посвятить. Рассуждал о том, что мои рекламные махинации приносят не только доход, но и удовольствие, о том, что никогда еще не видел сто долларов, и о том, как их потрачу. Куплю себе магнитофон… «Зееееркало мииира…» –