чувствовала, что меня не отталкивает чужой запах, не раздражает чужое дыхание. Редкий случай. Точнее, почти невозможный случай.
Лифт остановился, я направилась к своей двери, достала ключ и собиралась сказать «спасибо, пока». Но Кирилл не дал мне оглянуться. Он прижал меня к двери, я почувствовала затылком его горячее дыхание: то ли слово, то ли стон. Быстро отпустил. А я… Как это случилось?.. Я посмотрела не на него, а на его руку рядом с моей рукой на двери, медленно взяла ее и поцеловала горячую, жесткую, шершавую ладонь.
Так мы попали в наш общий эпизод. И моей задачей было удержать его границы. Я хорошо чувствую ритм событий. И верила, что сумею поднять за очередным эпизодом свою стальную крепость из стекла.
Той ночью я с мучительной досадой сожалела все о том же. Почему меня не отрезвляет ни чужое слово, ни резкое прикосновение, ни такой настойчивый, бесстыдный, неутомимый взгляд. Почему пьянит даже запах горячего мужского пота, почему мне так хорошо в объятиях мужчины, о существовании которого с утра я и не знала. Ведь я так избирательна и брезглива…
Закрывая утром за Кириллом дверь, я была уверена: эпизод закончен. И Кирилл, отличный оператор, наверняка чувствует это так же хорошо, как и я. Нет ничего более жалкого, чем эпизод, растянутый на сериал. А он был хорош, этот наш маленький шедевр. Таким был мой гонорар в дурацком проекте Пастухова. Два совершенно непохожих человека вдруг узнали друг друга в толпе. Два недобрых, неконтактных, недоверчивых, одиноких человека… Мы растаяли в мгновенной, слепящей, сжигающей страсти. В ту ночь я была его единственной женщиной на свете, он был моим первым и последним возлюбленным. До утра. До вероятности разочарования, пресыщения и скуки. До несвободы.
Когда я осталась одна, прошлась по комнатам, проверила, плотно ли задернуты шторы. В гостиной подошла к большому портрету. Эта красавица с лицом, которое известно многим, – моя мама. Хорошая актриса, слишком красивая для того, чтобы считаться по-настоящему талантливой.
– Помнишь, мама, как ты говорила, когда мы поднимались на наш пятый этаж: «Раз – ступенька, два – ступенька…» А сегодня меня привела в рай всего одна ступенька. Так бывает, – тихо сказала я.
С мамой мне легче говорить так, глядя на портрет. В жизни мы не очень долго способны выносить друг друга. Слишком печальные события мы пережили вместе, слишком болезненные воспоминания пробуждает каждая наша встреча. И люди мы разные.
Два – ступенька
На вторую запись к Илье Пастухову я приехала сама, на такси. Не совсем добровольно: Пастухов проедал мне мозг несколько дней рассказами о том, как наш первый выпуск обрадовал спонсоров и понравился зрителям. «Я смотрел и плакал», – восторженно кричал он, вызывая у меня приступ отвращения. На новую передачу я согласилась, но категорически отказалась, чтобы Пастухов за мной заехал.
Вновь студия. Вновь толстая Ванда. И невозмутимый Кирилл, может, еще более мрачный, чем в первый раз. Я опустилась в кресло и мысленно спросила у себя: о чем Пастухов спросит сейчас? И ответила: о счастье.
– Вы