Я открою.
Все, кроме Константина и Степана, выходят.
Степан. Тамада, ты почему Анне Николаевне не дал слова?
Константин. Мне показалось, что она не хочет говорить.
Степан. Показалось! Она пласталась, стол накрыла с Валентиной. Тебя ждала… А ты прилетел, у чужих остановился.
Константин. У друзей.
Степан. Ну да, вспомнил суперстрасть, с которой попадаешь в масть.
Константин. Былое не забывается, а хорошее тем более. А потом, здесь дети, шумно, как на стадионе. Не злись, Степа. Я занят, но вас не забываю.
Степан. И я «не забываю»! Старший брат! На похороны отца не приехал.
Константин. Были причины.
Степан. Какие?
Константин. Серьезные. У завпоста театра черных суббот хоть отбавляй.
Степан. А зачем этого звонаря пригласил?
Константин. А что?
Степан. Отец этого Берлина терпеть не мог. На похоронах мозги пудрил. И сегодня то же самое: «Жизнь прожить, что море переплыть». У них, в адвокатской, по 150 тысяч в месяц. С такими деньгами и болото переплывешь.
Константин. Я у него по делу был, пришлось пригласить. Во всяком случае, это не пошлее присутствия Косовец.
Степан. Брось. Мать давно умерла. Деньги не у нее. Она бы сказала.
Константин. Степа, наивный простак. Она наседкой за Валькиными мальчишками ходит, а дома, уверен, под подушкой бриллианты катает.
Степан. Глупости! О том, что все продано, мы узнали в больнице. Анна Николаевна сама была удивлена не меньше нашего. А потом, я её знаю…
Константин. Обвела она вас всякими «цацками» да подарками – недаром в монастыре служит. Вот вы и успокоились. Ты хоть говорил с ней? Уверен – нет! Сорок дней прошло – ничего не известно. У отца при жизни лишней копейки было не выпросить и после смерти, вижу, ничего не обломится. Какой Гобсек, тот был добрее.
Входит Косовец.
Косовец. Зураб Вахтангович просит всех собраться. Ему сегодня в командировку.
Константин. Уважаемая Анна Николаевна, командуйте.
Косовец. Степа, позови, пожалуйста, всех.
Степан уходит.
Константин. Анна Николаевна, подойдите, пожалуйста, к окну. (Косовец подходит.) Вот наш город. Нравится он вам?
Косовец. К чему вы это?
Константин. А к тому, что куда ни посмотришь – не прижился у нас капитализм. Как был наш город до Гагарина и после Гагарина – «деревней», так и остался. Как я мечтал, когда занимался в драмкружке, что здесь будет театр. Не получилось!
Косовец. Зато наш город – город церквей и монастырей.
Константин. Я недавно был в Германии – словно и не воевали. А у нас и после войны – разруха. Вот ждем, когда папа на блюдечке все даст. Махровый патернализм. Снова на пятьдесят лет отстали.
Косовец. Не понимаю, к чему вы ведете?
Константин. Когда родители ссорились, отец маму звал – судейша. А она ему в ответ: «В суд ногой – в карман рукой».