на солнцепеке словно в ожидании машины техпомощи, поглядывают на часы, потом на небо, на горизонт – куда угодно, только не на эти вулканические камни кроваво-красного цвета.
Клотильда предприняла новую попытку:
– Твоего деда звали Поль, а бабушку – Пальма.
– Я знаю, мама…
Очень мило с твоей стороны, Валентина.
«Я зна-а-а-ю, мама…» – стандартный ответ дочери на привычные замечания матери.
Убери одежду. Выключи мобильник. Шевелись…
Я зна-а-аю, мама…
Ленивая попытка поддержать мир в семье.
«Ладно, Валу, – подумала Клотильда, – это и правда не самый увлекательный эпизод каникул. И я понимаю, что достала вас разговорами об аварии тридцатилетней давности. Но черт возьми, девочка, я ждала пятнадцать лет! Ждала, пока ты вырастешь и сумеешь понять».
Аквабайк исчез из виду, а может, его сбила волна и он утонул.
– Ну что, поехали? – спросила Валентина.
Вопрос был задан естественным тоном, девочка даже не попыталась скрыть скуку под маской меланхоличного сочувствия.
– Нет!
Клотильда повысила голос. Франк так удивился, что наконец отвел взгляд от «пассата», подмигивавшего ему, как невротичная нимфоманка.
«Нет! – мысленно повторила Клотильда. – Я пятнадцать лет держу удар и играю роль буфера, доченька. Двадцать лет изображаю милую подружку, Фрэнки, которая никогда не жалуется, все время улыбается как дура, веселится, ни из чего не делает трагедии, склеивает осколки, обеспечивает тебе покой, стоит у штурвала семейного корабля да еще и напевает, чтобы не скучно было. И что я прошу взамен? Пятнадцать минут! Четверть часа из двухнедельного отпуска! Пятнадцать минут из пятнадцати лет твоей жизни, Валу! Пятнадцать минут – из семнадцати лет совместной жизни, дорогой!»
Пятнадцать минут в обмен на все остальное, четверть часа сострадания моему детству, оборвавшемуся на этом самом месте, на бесчувственных, мгновенно все забывших скалах, которые и через тысячу лет будут стоять как стояли. Пятнадцать минут за всю жизнь – разве это много?
Они дали ей десять…
– Так мы едем, папа? – требовательно повторила Валу.
Франк кивнул, и дочь пошла вдоль ограждения к машине, шлепая вьетнамками по асфальту. Она обшаривала взглядом каждый уголок и закоулок дороги на три поворота вверх, словно искала признаки жизни в каменистой пустыне.
Франк повернулся к Клотильде. Наш «штатный» голос разума. Все как всегда.
– Я понимаю, Кло. Понимаю. Но будь помягче с Валу. Она не знала твоих родителей. Как и я. Они умерли двадцать семь лет назад. Мы с тобой познакомились спустя десять лет. Валу родилась через двенадцать лет после их гибели. Для нашей дочери они… – Он замолчал, вытер ладонью вспотевший лоб. – Они… не часть ее жизни.
Клотильда не стала отвечать. «Лучше бы Франк заткнулся, дал мне прожить последние пять минут наедине с собой и дорогими сердцу покойниками!»
Он все испортил. В голову пришло мелочное сравнение с бабулей Жанной и дедулей