голубые, малиновые, кирпичные, бирюзовые, серые, абрикосовые, карамельные. В этом царстве носков можно было найти практически все оттенки и делились они не только по цветам, но и по временам года. Шерстяные, вязаные и с пухом относились к холодным временам, кружевные и хлопковые к теплым. А вообще надо сказать, цвет играл в жизни Александры одну из главных ролей. Он поднимал настроение, вдохновлял, успокаивал, помогал сосредоточиться, согревал и даже мог напугать. Ее эмоциональное состояние полностью отражалось на цветовых предпочтениях, и сейчас она выбирала между изумрудными носками и носками на два тона темнее, не в силах дать точную характеристику своему настроению. Она была раздражена, но на пятьдесят процентов или на семьдесят? Инга провалила задание и похоже так ни чему и не научилась. Александра, решила, что ей ближе второй вариант. Все-таки Инга была не просто малообразованной девчонкой, но еще и ленивой и надела те носки, что были темнее.
На кухне засвистел чайник, и одновременно с ним зазвонил мобильный. На экране высветилось имя, которое вызывало лишь отрицательные эмоции. Конюхов Владимир Вениаминович, начальник экспертно – криминалистического отдела. Он лично год назад отчитал ее перед коллективом за то, что она указала на его ошибку. А на утро после инцидента, предложил сменить место работы, что она и сделала. И разговор с ним не мог быть приятным. Заранее готовясь выслушивать его вечно недовольный голос, она ответила на звонок.
– Селиверстова.
– Жалоба на тебя.
Последнее слово он будто выплюнул, и Александра машинально провела рукой по лицу, словно пытаясь смыть влажный след. Конюхов продолжал:
– Уверен, ты понимаешь, речь о ком.
Эти его речевые инверсии никогда Александру не забавляли, а в конкретной ситуации и вовсе вызывали лишь отвращение. Он обращался с ней не просто, как с женщиной, чье место на кухне. Он говорил с ней, как с очень недалекой женщиной.
– Фасулидзе не просто стажер, сама знаешь ее папа кто. И если она пожалуется ему, то жизнь веселая ожидает не только тебя, Селиверстова, но и меня.
– Кем бы ни были Фасулидзе, знания никто не отменял, а этой девочке даже лень включить наблюдательность.
– Селиверстова, не шути. Задача твоя ей помочь.
– Я ей подсказывала. Дважды.
– Значит надо было трижды. – Повысил голос Конюхов.
– Она не обратила внимание на самое элементарное. – Выдохнула Александра.
– И на что же это?
– На мой знак.
– И ты указывала на что?
– Ни на что.
Повисла пауза. Александра положила ногу на ногу. Она слышала, как собеседник закурил сигарету. Она знала, что это значит и улыбнулась.
– Селиверстова, меня не беси.
– И не пытаюсь. – Александра жалела, что Конюхов не видит ее улыбки. Такие мерзкие люди, как он, вызывали в ней приступы жалости и отвращения.
– Что к черту это значит?
Конюхов начинал терять терпение.