но все равно ты живешь под замком и в условиях стационара. А здесь два года в тюремной зоне. На Вилюйской в Москве эта зона…
– У меня сосед по даче – алкоголик, пожилой уже. И вот он рассказывал, что, когда попадал в ЛТП, они там пили каждый день!
– Совершенно верно. Потому что за деньги там можно было купить все. Но самое страшное было другое: если больница – это все-таки больница, хотя там много всякого люда, в том числе и бывших зэков и так далее, то ЛТП – это зона, реально зона. Получилось так, что перед тем, как туда отправиться, мне нужно было обязательно пройти освидетельствование у местного нарколога, который за все эти годы меня прекрасно знал: после моих попаданий в вытрезвитель меня, конечно, быстренько поставили на учет.
– На учет куда?
– На учет в районный наркологический диспансер, тот, который до сих пор существует в каждом районе. Эта нарколог, замечательная женщина, зная прекрасно меня и мою историю, говорит: «Ты понимаешь, что для тебя это конец? Зная тебя как человека, как личность, как, можно сказать, сохранного человека… У многих алкоголиков в результате заболевания происходит распад личности, но у тебя слишком крепкая основа была, фундамент хороший был до того, как этот алкоголизм стал активно развиваться. У тебя была база хорошая, которая не дала тебе разрушиться, и когда ты не пьешь, ты становишься нормальным человеком, образованным, начитанным! ЛТП тебя погубит окончательно». И она меня пожалела, уговорила участкового не отправлять меня в ЛТП и определить на ЗИЛ. Так я оказался в очередной раз на ЗИЛе.
Пролежал я там буквально месяц или два, и вдруг приходит ко мне туда моя сотрудница… А я к тому времени устроился работать. Вернее, мои бывшие друзья по КГБ, а это уже был период полной перестройки, когда все можно было, начали открываться кооперативы различные, помните, восемьдесят седьмой, восемьдесят восьмой, восемьдесят девятый… Они организовали кооператив по продаже палехских шкатулок в Кремле, в Оружейной палате. Через свои связи в КГБ они добились, чтобы там разрешили открыть киоск. И, поскольку я знал два языка, а первые две экскурсии – в десять и в двенадцать часов, – идут только иностранцы, хозяин, мой друг, поставил торговать свою жену Наташу, которую я прекрасно знал по работе в КГБ (она преподавала русский язык иностранцам), и меня, чтобы я иностранцев привлекал. И у нас настолько хорошо пошла работа, иностранцы эти шкатулки хватали как бешеные, пригодились мои способности не только языковые, но и чисто коммуникативные: рассказать что-то, привлечь к себе человека. Скажем, какая-нибудь иностранная бабулька стоит и спрашивает: «А что это там за аленький цветочек?» Я начинаю выдумывать какую-то сказку, мол, если молодой человек найдет эту девушку, этот папоротник… Причем выдумываю все экспромтом. Девчонки, которые стояли в соседних киосках, просто за животы хватались, потому что каждый раз истории были новые, бабульки-американки стояли разинув рот, скупали по десять штук этих шкатулок. И я стал очень хорошо зарабатывать. В конце дня мы делили выручку, но