шепнула перекрестившись:
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
– Аминь – отозвался Отец Вильхельм.
– Последний раз я была на исповеди… – она судорожно перевела дыхание. – Не помню когда, где-то, недели три назад, с тех пор я, – она помолчала, вспоминая свои "вешки", поставленные для самой себя во время ночного испытания совести. Что там было? Искушение, прелюбодеяние, гнев, зависть, ложь.Вдохнула. Отец терпеливо ждал. – Я впадала в гнев, когда мы с мужем поссорились и осуждала собственного мужа, да и не только его, я завидовала личной жизни своей дочери и испытывала искушение прелюбодеяния по отношению к человеку, не являющемуся моим мужем. Я лгала соему мужу, когда скрывала от него информацию. Я плохо выполняла свои обязанности. Моя ложь имела продолжение, из-за неё человек теперь может погибнуть. Есть только одна хорошая вещь: я преодолела искушение. Я раскаиваюсь в своих грехах и буду стараться больше не грешить.
И она тут же подумала: "А Майк?" Сможет ли она преодолевать свои искушения и дальше? Сможет ли она противостоять его восхищению и его повелительной ласке?
– Я понимаю твою боль, – тихо сказал настоятель. – В жизни так часто бывает, что мы не задумываясь делаем поступок и позже начинаем обдумывать его.
Хорошо, когда приходит осознание причины своего поступка. Очень приятно, что искушение было преодолено, но над другим поведением нужно порамышлять с молитвой. Возможно, имеет смысл задать себе вопрос, в чём причина моей помощи дочери, почему ложь мешает мне выпогнять свои обязянности, – он протянул руку вперед, держа ладонь почти параллельно полу.
Марина опустилась на колени и эта сухая старческая ладонь невесомо легла на её голову. Настоятель прочитал почти неслышно тихую молитву и добавил:
– Твои грехи прощены, иди с миром и больше не греши.
Марина почувствовала облегчение.
– Теперь я тебя слушаю, – сказал настоятель.
– Я чувствую себя виноватой в том, что произошло с Джефом. Он приехал навестить Ники, я сама его пригласила. Приехал, хотя между ним и Томом произошла безобразная сцена. Том сказал, чтобы и духу его у нас не было, но Николь несколько дней не ела совсем, я … я просто испугалась. Меня смущали их отношения, я хотела проверить… Ну и пригласила Джефа. И проверила. У них с Николь роман и очень серьеный. Для Николь – даже слишком. Я хотела проверить, насколько эти отношения важны для Джефа. Но у меня ничего не получилось…
Эти слёзы мешали, они противно катились по щекам. Марине становилось ещё сильнее жаль себя. Вскоре сама Жалость совсем задавила её, закрывая перед ней мир.
– Ты неправильно исповедовалась, Мери, – тихо сказал оттец Вильхельм. – Как ты делала испытание совести, если просмотрела, что главная твоя проблема: недоверие к Богу. Я удивлён, поскольку много лет знаю твою мать. Как могло так получиться, что ты перестала доверять Господу? Разве ты можешь понять сама свою роль во всей многогранности человеческой истории?
Под вечер госпиталь опустел. Тишина давила. Николь, держа Джефа за руку, сидела, не шевелясь и слушала его шелестящее