соорудив из ивовых веток подобие решётки, поджаривал на ней мясо. Аромат от него шёл такой, что у всех буквально шевелились ноздри, – прямо как недавно у кабана, учуявшего рядом человека.
– Вот я интересуюсь знать, ты шо, кабанищу этого, прям взглядом усыпил? – сделав смешное изумлённое лицо, поинтересовался Яша. – Наши в Одессе говорили, шо есть один человек, с фамилией Мессинг вроде, так он такие представления давал, шо на сцене мог человека усыпить… И ещё вроде как будущее предсказывал… Так вот я думаю, может, тебе после войны в цирк пойти работать? – и Яша залился весёлым смехом.
– В цирке лучше тебе работать, – беззлобно ухмыльнулся Рустам, – клоуном…
– А правда, как ты его так? – тоже не сдержав улыбку, спросила Тася.
– У меня не было выбора – или он меня, или я его. Если честно, сначала я испугался, но потом вспомнил, что ещё мальчишкой усыпил отца, потом сестру друга своего, Эркина. Подумал, а вдруг и с кабаном сработает.
– Отца, говоришь, усыпил? Это как? – вполне уже серьёзно поинтересовался Яша.
Рустам задумался, отхлебнул Тасиного отвара и начал свой рассказ:
– Дело было дома, в Самарканде. Мне как раз тогда недавно исполнилось одиннадцать лет…
…На улице стояла полуденная августовская жара. Укрыться от неё было практически невозможно, даже в тени. И природу, и жителей она вгоняла в спячку.
Так и отец Рустама, каждый день приходивший с работы на обед, закончив трапезу, задремал.
Как и в других узбекских дворах, в тени высокого виноградника во дворе дома Рустама стояла большая квадратная деревянная тахта, застеленная курпачой – мягкими узкими национальными одеялами. На курпаче были разложены небольшие мягкие подушки.
Посередине тахты стоял невысокий деревянный столик, на который Рустам уже успел поставить небольшой фарфоровый чайник и две фарфоровые пиалы – одну для отца, другую для себя.
На одной из подушек, подперев голову рукой, дремал отец Рустама. Буквально за мгновение перед тем, как задремать, он говорил сыну, что надо было бы сегодня собрать виноград и положить его в тени сушиться на кишмиш. Но договорить он не успел: жара сделала своё дело и разморила его. Пару раз голова отца соскальзывала с руки, когда он пытался ещё что-то проговорить, но, в конце концов, оказалась на подушке.
Рустам поднял пиалу, чтобы налить отцу чаю, и взглянул в сторону забора. Там на улице слышны были голоса его друзей, которые, несмотря на жару, с азартом гоняли в футбол. Рустам тяжело вздохнул, уж очень ему хотелось туда к пацанам, но отец ещё некрепко уснул и в любой миг мог проснуться. Налив из чайника в пиалу зелёного чая, Рустам поставил её около отца. Через полчаса отец должен был с обеда снова уйти на работу.
В это время в проём даричи, небольшой деревянной двери, с улицы просунулась голова друга Эркина. Рустам приложил палец к губам, но было поздно – раздался знакомый эркиновский свист, который не только спящего,