Эпоха Владимира Путина. К вопросу об исторической миссии второго президента России
русскому народу возможность самому выпутываться из кризиса. Третьи, как заместитель председателя КГБ, генерал армии Ф. Бобков, поступили в услужение тем, для кого родину в эти судьбоносные моменты заменил гешефт. Четвертые, как генерал Калугин, перешли на сторону врага. Но были, к счастью, и такие, как Путин, который, стиснув зубы, покинул разведку со словами «Ничего, они обо мне еще узнают…» (Блоцкий О. С. 301). Их было несравненно меньше, чем первых, но они, к счастью, тоже были.
В момент указанной выше беседы с Борисом Николаевичем Путин не знал, что Ельцин совсем не горел желанием непременно присвоить ему генеральское звание. Президент давно уже разочаровался в военных. «Когда-то в 93-м, а может быть, еще раньше, в 91-м, – признавался в своих мемуарах Б. Ельцин, – я задумался: что-то не так в некоторых наших генералах. Чего-то важного им недостает: может, благородства, интеллигентности, какого-то внутреннего стержня. А ведь армия – индикатор общества. Особенно в России. Здесь армия – просто лакмусовая бумажка. Я ждал появления нового, не похожего на других генерала. Вернее сказать, похожего на тех генералов, о которых я в юности читал в книжках. Я ждал… Пришло время, и такой генерал появился. И с его приходом всему обществу вдруг стал очевиден настоящий, мужественный и высокопрофессиональный облик наших военных. Звали этого «генерала» полковник Владимир Путин»[26].
Придя к решению отставить Примакова с должности премьера, Ельцин сильно опасался противодействия со стороны Верховного совета. «Понимая, – написал он позже в своих мемуарах, – необходимость отставки Примакова, я постоянно и мучительно размышлял: кто меня поддержит? Кто реально стоит у меня за спиной? И в какой-то момент понял – Путин»[27].
Но Путин сопротивлялся своей судьбе до последнего. Когда президент пригласил его в загородную резиденцию и сообщил о своем намерении досрочно уйти в отставку и оставить ему высшую властную должность в стране, то услышал в ответ: «Не знаю, Борис Николаевич, не думаю, что я к этому готов».
«Подумайте, – сказал Ельцин в конце беседы. – Я верю в вас»[28].
Момент был судьбоносный не только для Путина, но и для России.
В 1980-х годах мне по работе в президиуме АН СССР довелось близко общаться с выдающимся русским ученым и мыслителем, членом-корреспондентом АН СССР Никитой Николаевичем Моисеевым (1917–2000) (позже Никита Николаевич был избран действительным членом Академии наук СССР). Его энциклопедическая эрудиция, глубина и трезвость мышления и потрясающее бесстрашие в выражении своих мыслей производили большое впечатление на руководство Академии наук СССР, и мне, как ученому секретарю президиума АН СССР, часто приходилось обращаться к нему с просьбой возглавить ту или иную комиссию из выдающихся ученых, которые создавались для выполнения различных заданий, поступающих из ЦК КПСС.
В 1991 году ЦК КПСС как директивный для Академии наук орган исчез, но проблемы в развитии страны остались и правительство