влезет. В институте, где он работал инженером, был какой-то блуждающий график, полусвободное посещение – отличные условия для безделья. С откровенным цинизмом Коля говорил:
– Иду на работу, если по пути не встречу симпатичную девицу, работаю.
Коле было тяжеловато, ведь на улицах немало симпатичных представительниц женского пола и ему все время приходилось выдумывать новые способы обольщения. Как он не спятил с ума, не представляю. С неистребимым постоянством он всегда был с девицами, и всегда с разными. Я ни разу не видел его с одной и той же. Его подружки были высокие и маленькие, худые и полные, блондинки и брюнетки, но все красивые. Что они в нем находили, я никогда не понимал – за свое неприглядное поведение, жгучий интерес к любовным интригам и разговоры, в которых сквозила сексуальная тема, он слыл полным болваном. Да, собственно, у него все было написано на лице. Однажды он признался, что мечтает купить машину, «чтоб заняться автосексом».
– Секс ведь та же любовь, – спокойно, со знанием дела сообщил он. – Только без озаренья, без вдохновенья.
Я относился к этому Коле с горьким презрением и, сравнивая себя с ним, видел неоспоримое собственное превосходство, но его девицы почему-то этого не видели, и, естественно, я считал их дурехами.
Коля всех девчонок называл «кисами», чтобы не затруднять себя запоминанием имен, по каждому поводу тянул:
– О-о, это сближает!
Он выдавал себя то за художника и говорил девушке, что ему непременно надо написать ее портрет, то за режиссера и предлагал сниматься в кино. Часто Коля упрашивал какого-нибудь известного музыканта:
– Послушай, старина, ты не мог бы подойти к нашему столику и сказать: «Привет, Коля!»?
Вот так мелко и дешево он и охмурял красавиц. А может, и не охмурял, ведь я говорю, не видел его с одной и той же дважды. Скорее всего он просто был фокусником, но не иллюзионистом, то есть имел набор приемов для соблазнения, но не создавал экспозиции, атмосферы.
На улице Горького в кафе «Молодежное» играл квартет, в котором тон задавал лучший ударник Москвы, основательно чувствующий джаз Валерий Буланов. Серьезный, всегда гладко выбритый, в наутюженном костюме, он играл мастерски, без видимого напряжения, с выражением легкой иронии на лице. В тот вечер, когда нас познакомили, он потащил меня к себе домой и по дороге рассказал тьму анекдотов. Его мать встретила нас в штыки – отчитала сына, что забросил занятия в институте (Валерий должен был получить диплом инженера), но все же подала рассыпчатой картошки и чай. Всю ночь на кухне мы слушали пластинки; под утро Валерий выключил проигрыватель и подмигнул мне:
– Из двух талантливых людей успеха добьется тот, кто больше работает.
Он сел за ударную установку и повторил все удары Арта Блэйки. Его барабаны стояли перед зеркалом, он отрабатывал осанку и не просто играл, а играл красиво.
– Не из щегольства, – пояснил мне. – Красивые вещи надо и исполнять красиво, артистично.
В разгар его игры появились соседи снизу и пригрозили милицией. Пришлось закруглиться.
– Я