клуба – те уже вовсю пялились на наших блондинок; в мужской клуб редко заглядывали женщины, и, когда появлялись даже страшные – какие-нибудь квадратные, – на них смотрели как на красавиц. А тут такое явление!
Пока шли в ресторан, брат чего-то верещал, что-то о себе, в том смысле, что он человек здравомыслящий, искушенный в делах и решительный в поступках. Блондинки молчали, всем своим видом показывая, что их молчание полно значения; я обнял одну из них – по имени Камилла; она закатила кошачьи глаза, прижалась ко мне и кокетливо хихикнула:
– Мне жуть как нравится красивая жизнь.
Похоже, это было правдой – на ней висело множество украшений, и она пахла, словно фруктовый сад, причем плодовитый (позднее я узнал – у нее двое детей).
Брату показалось, что я чересчур увлекся – он подскочил и, как бы извиняясь за мою невоспитанность, расплылся перед Камиллой:
– Это брат так шутит. Показывает, как здесь себя ведут некоторые непризнанные поэты, – а меня сурово отвел в сторону: – Эта моя! Ухаживай за ее подругой.
Я переключился на подругу этой самой Камиллы – не помню, как ее звали, пусть – Маша; в общем-то блондинки выглядели совершенно одинаково и мне было все равно, какую тискать. Как только сели за стол, я сказал:
– Ну девочки, что закажем? Водочку, салатик?
Брат вытаращил глаза и с отвращением поморщился.
– Ты хотя бы думай, что говоришь! Какая водка? Шампанское, коньяк!
В Камилле несколько секунд боролись «королевство», в которое ее возвел брат и в которое она играла, и врожденная порочность – последняя победила, и она игриво подернула плечом:
– А я бы выпила водки.
Маша ничего не сказала, ей было без разницы, что пить, она зыркала по сторонам, всем улыбалась и только и думала, какую часть тела показать.
– Под водочку хорошо идет селедка с картошкой, – продолжал я гнуть свое, но тут же почувствовал под столом удар брата, а над столом увидел его неестественно сияющую физиономию – он по-лакейски, с большой предосторожностью заглядывал в глаза своей Камиллы.
– Вы, Камилла, не откажетесь от паровой осетрины? И закажем фрукты. А кофе с мороженым позднее.
– Как скажете, – откликнулась «его любовь».
«Моя» Маша по-прежнему вертелась на стуле. Я погладил ее попу и шепнул:
– Клево здесь, верно? А потом двинем ко мне.
– Ага, – она кивнула, глядя куда-то мимо меня, – ей было все едино – с кем и куда ехать.
Пока ждали заказ, брат решил развеселить наших подружек и не нашел ничего лучшего, как рассказать о своих болезнях (он вообще страшно любит рассказы о болезнях и умеет болеть – знает все причины и следствия своих недугов – ему впору писать кандидатскую по медицине, а он строчит стишата), – дотошно и обстоятельно поведал о больнице, в которой недавно лежал, какие сдавал анализы, какие его окружали медсестры. Этим дурацким рассказом он преследовал двоякую цель: бил на жалость – мол,