затолкавший меня внутрь, тоже сел сзади, и я оказался зажат между этими двумя. Я пришел в себя от первого потрясения и начал требовать, чтобы они остановили машину и выпустили меня, иначе я заявлю в милицию. Тот, что сидел слева, сказал, чтобы я не волновался, они просто хотят со мной поговорить. Я продолжал возмущаться, но они дружно замолчали, и больше за всю дорогу ни один не раскрыл рта. Вот тогда я испугался! Это молчание было… Оно было угрожающим!…
–Вы видели, куда вас везут? Маршрут запомнили? – заинтересованно спросил Ваня.
–Какое там, – начинающий писатель безнадежно махнул рукой. – Окна были такими затемненными, что я не знаю, как водитель различал дорогу. Я только знаю, что ехали мы минут тридцать. Господи! Я за это время столько успел передумать, но так и не смог понять, что происходит. Посудите сами: я не богат, похищать меня для выкупа нет никакого смысла. У меня даже собственного жилья нет, квартиру снимаю. Работа моя совершенно обыкновенная: рассчитываю смету для строительства маленького коттеджного поселка. Никакими служебными секретами не владею, поэтому продать их не могу. В общем, когда машина, наконец остановилась, я пребывал в совершеннейшей растерянности. Тот, что сидел справа вышел первым и жестом велел мне выбираться наружу. Я успел заметить, что мы находимся во дворе какого-то административного здания – старого, весьма облупившегося и заброшенного на вид. Меня быстренько втолкнули в ближайшую дверь и через длинный серый коридор провели в небольшую комнату без окон. Там уже находился еще один мужчина – лет пятидесяти, лысый, довольно полный, с такими, знаете, неприятными серыми глазами. Колючими. Вот, точно, колючими! Мои провожатые исчезли за дверью, а лысый велел мне располагаться на диване – там стоял большой потертый диван у стены. Сам он присел на него первым и начал допрос. Голос у него такой… Как бы вам это описать… Мягкий и вкрадчивый, а в каждом слове таится угроза… Он мне напомнил большого кота, хищного и коварного, который играет с полузадушенной мышкой…
Олег Николаевич уставился в пространство и замолчал. Пальцы его испуганно подрагивали.
–Давайте потом про мышку, – вернул его к действительности Носачев. – Что дальше?
–О, простите, – встрепенулся Тимофеев. – Писательская привычка – образное мышление. Так, на чем я остановился?
–На том, что лысый начал допрос, – подсказал Гаусс.
–Точно, – брови начинающего писателя взлетели вверх. – И тут я был несказанно удивлен! Лысый начал расспрашивать о моем рассказе. Когда я его написал, где брал материал для него, с кем обсуждал, кто в процессе создания находился рядом и тому подобное… Я был совершенно сбит с толку. Честно ответил, что придумал его сам, ни с кем не обсуждал и никому не давал почитать. Я, знаете ли, человек одинокий, так что мне, в общем, и некому…
Олег Николаевич грустно вздохнул и продолжил:
–Но было видно, что он мне не верит! Он снова и снова спрашивал меня одно и то же: откуда я взял идею рассказа? Я продолжал повторять чистую правду: я ее выдумал. Она