бокал, меряя её взглядом. Потянулся за салфеткой. Задумчиво уронил:
– Раздевайся. Иди, ложись, утро вечера мудренее. Я – за льдом.
Николь, вздрагивая, опустила штанину, медленно пробралась на второй этаж, представляя, с каким злобным видом Джеф на кухне колет помельче лёд. Она едва успела, постанывая, стянуть с себя узкие джинсы, как он вернулся. Приложил к ушибу салфетку и потребовал:
– Рассказывай.
Пришлось рассказывать, пока он мягко водил по ушибу и вокруг него обернутым сырой тканью льдом. Николь, постепенно расслабляясь, осела на подушке, медленно хлопая ресницами. Лёд распространял холод по ноге. Кончики пальцев Джефа у её висков были прохладными, в отличие от его горячих ладоней, лежащей на её голове. Она заснула где-то посреди своего монолога и Джеф, наклонившись, с томительным вниманием приглядывался к её лицу. Она посапывала, морщилась во сне, но в общем выглядела неплохо. Он осторожно осмотрел её, как мог и ничего такого, что можно было бы обозначить как побои, не нашёл. Потом тихонько набросил на неё одеяло, сходил за новой салфеткой со льдом: прежний свёрток весь размок. Лёг рядом, чувствуя бессилие и злость. Он сам не знал, сколько он так пролежал, прежде чем заснул, подавляя эти всплески, наваливающиеся на него от размышлений. Николь лежала, не шевелясь, только иногда хныкала. Джеф сквозь сон прикладывал ей ладонь ко лбу и снова проваливался в тьму и тепло.
Его разбудил свет. Надо же! Он повернул голову, взглянуть на часы.
Прищурился спосонья, наводя резкость, чтобы яснее разглядеть зеленые цифры. Без четверти девять. Потянулся. Взглянул на Николь, чувствуя себя Тристаном. Она за всю ночь так и не шелохнулась. Собственное сравнение ему не понравилось – история Тристана и Изольды плохо кончилась. Скорее он похож на Окассена. Он улыбнулся. Это сравнение было куда лучше, хоть там и есть тюрьма. Каждой Николетте по своему Окассену! – всё равно венчает всё венчание.
Джеф легко соскочил с кровати. Поглядел на Николь снова. Сколько она ещё проспит? Успеет он принять ванну до того как ей понадобится? Или нет? Само сомнение моментально решило внутрений спор. Раз выбор стоит между собственным удовольствием и потребностями Николь – душ.
Сколько бы она там не проспала. Он, шурша одеждой, стащил измятый костюм, не развязывая до конца, содрал с себя галстук, попутно потягиваясь. Постоял под струями воды, жмурясь и размышляя.
Николь его беспокоила и очень сильно. Её жизнь с родителями казалась ему, по меньшей мере, странной. О ней заботились, её любили и жалели. От неё требовали выполнения обязанностей, по мнению родителей, вполне соответствующих её возрасту и положению. Казалось бы – всё в порядке. Обычная, нормальная семья. Но невооружённым глазом он видел, насколько расшатаны нервы у Николь. Она могла за десять минут поплакать от огорчения, поплакать от счастья, повеселиться почти до истеричного смеха и погрустить до отчаяния. Если бы эти переходы были плавными! Тогда, думается, Джеф неплохо бы выдерживал подобный экстремальный режим. Но вот так резко… Не успевая за её эмоциональным