парень, – продолжала Кэнди. – Но мадам Буффон стояла на своем. Она не смогла назвать мне ни имя, ни возраст, но описала его очень подробно. Он жутко на тебя похож, прямо родственная душа! Слушает ту же музыку, тоже любит всякое из мусора мастерить, даже смотрит тот же дурацкий сериал, который ты так обожаешь. Знаю, ты не любишь со мной такое обсуждать, но если у тебя есть парень или тебе просто кто-нибудь нравится, рядом с ним неплохо бы покрасивее выглядеть.
Сэм махала руками как могла, пытаясь угомонить маму, но рот Кэнди был как поезд без проводника и машиниста.
– Серьезно, мам? – спросила она. – Я тебе триста раз говорила, что нет в моей жизни никаких парней. Какой-то мадам Буффон ты веришь, а мне – нет?
– Она провидица с мировым именем, между прочим, – сказала Кэнди. – Ну почему тебе так трудно говорить со мной о мальчиках? В твоем возрасте встречаться с парнями совершенно нормально. Я пытаюсь тебя поддержать, а ты каждый раз психуешь, стоит только мне заговорить об этом. Ты лесбиянка, что ли?
– Да не лесбиянка я!
– Тогда чего ты так стыдишься, Саманта? – спросила Кэнди.
Сэм примолкла. Она прекрасно знала, почему эта тема для нее так болезненна, но пока не была готова поговорить об этом с матерью. Кэнди просто не способна понять такое.
– Ничего я не стыжусь, – сказала Сэм. – Просто сейчас мне не до парней. Прояви немного уважения, пожалуйста.
Кэнди обреченно вскинула руки, признавая поражение, и сложила одежду обратно в пакет.
– Да не в неуважении дело, скорее уж в нетерпении, – сказала она. – Отнесу завтра обратно в магазин. И лучше пойду отсюда поскорее, пока у меня не началась мигрень от всех этих свечей.
Кэнди вышла из комнаты Сэм в расстроенных чувствах. Медиум так точно описала все остальное, как же она могла ошибиться в этом?
Однако, если бы Кэнди знала свою дочь так же хорошо, как Сэм знала свою мать, она бы поняла, что та не говорит всей правды. Медиум вовсе не ошиблась – в жизни Сэм действительно был парень, которого та скрывала, но это был не бойфренд, как бы Кэнди ни надеялась на это. Парнем в жизни ее дочери и была ее дочь.
Не так уж во многом в этой жизни Сэм Гибсон была уверена на все сто, но она знала всем сердцем, телом и душой, что он – трансгендер.
В детстве Сэм не задумывался о том, почему ненавидит носить платья, неохотно позволяет матери надевать ему банты или с куда большим удовольствием играет с соседскими мальчишками, чем с девчонками. Слова «ты же девочка» и «юная леди» его раздражали, но скорее потому, что за ними всегда следовали указания, как правильно сидеть или как себя вести. Сэм долго не понимал, что все это были намеки от его истинной личности.
От других девочек Сэм отличался всегда, но только классе в третьем его самоощущение «не так, как у других» переросло в «не так, как надо». Впервые в жизни он и его одноклассники перестали быть просто учениками – они разделились на юных мужчин и женщин. И это разделение влекло за собой целый набор новых правил, ожиданий и ограничений, которых Сэм раньше не знал. Ему было от них некомфортно,