потом посидел в каком-то баре, разглядывая веселящуюся публику. Никто не обращал на него внимания, и он спокойно размышлял о создавшейся ситуации. Ситуация складывалась не слишком перспективная. То, что из особняка Спенсера на него шло какое-то воздействие, срывало все разработанные еще в Париже планы, ибо работа без связи всегда не более чем плутание в потемках. Но это было еще не самое страшное, гораздо страшнее было то, что и к своим за помощью обратиться он не имел никакой возможности, ибо его сразу бы спросили, почему он не выходит на связь с Артуром. И назови он действительную причину, его бы просто-напросто сочли сошедшим с ума. Тем более теперь, после лечения у Бакстера в Швейцарии… И все гораздо хуже еще и потому, что через пять дней Артур сообщит: агент на связь с ним не вышел, Одиссей тут же закрутит свою машину, и тогда от ответа уже не уйдешь. Да еще если эта возня в Гринкоусте насторожит Ассоциацию… Да еще если Ультиматум окажется совсем не блефом, как считает Грэм… И получается всего-то у него пять дней, за которые он должен определить, каков интерес у Ассоциации в этом курортном городке на берегу океана. Вообще-то положение, конечно, не безнадежное, бывало и хуже, но что-то в нынешнем деле не то, не как всегда, и это внушает опасения…
Он еще посидел немного, потом решил, что пора все-таки на вокзал, но добираться решил пешком. Он не отдавал себе в этом отчета, но явно стремился оттянуть возвращение в Гринкоуст.
Он расплатился, покинул бар и через некоторое время вышел на площадь Республики и окунулся в огромную толпу бездельников, собравшихся в город со всего побережья в поисках новых развлечений. Людской поток закрутил его, вынес на проспект Свободы. По вечерам проспект закрывался для транспорта, и толпа двигалась прямо по проезжей части. Здесь царствовал кинематограф, и вечер был до краев наполнен огнями и какофонией многочисленных рекламных панно.
Ну-ка, ну-ка, сказал себе Жюль. Поглядим, что предлагают тут жаждущим повеселиться.
Он не спеша двинулся вдоль проспекта. С обеих сторон на него смотрели гнусные уроды и обольстительные красотки, куда-то к верхним этажам зданий стартовали умопомрачительные космические корабли, отправляющиеся к неизведанным мирам, то тут, то там занимались любовью средневековые короли и их златовласые и голубоглазые фаворитки. Лица королей были унылы, словно они отбывали очередной срок в лагере для рецидивистов, а фаворитки с чувством исполняемого долга освобождали свои прелести от тяжелых парчовых нарядов.
Толпа выла от восторга.
– Ой, девочки! – тараторила рядом с Жюлем какая-то девица. – Смотрите! «Снежное лето»!.. Дэвид Пирсон в главной роли!.. Пойдемте, а?
– Да отстань ты со своим Пирсоном! – отвечали ей. – Тоже мне звезда!.. Гора мускулов при птичьем мозге!.. Пойдем лучше на «Солнечную рапсодию». Какие там съемки – закачаешься! А какая любовь!!!
– Ребята! – орал стриженный наголо парень в серебристом комбинезоне. – Святой Сильвестр! Вот куда надо идти!
Жюль поднял голову.