в прозрачной воде. Щука стояла на мелководье среди кувшинок и, казалось, просто отдыхала в теплой воде, подставляя пятнистые бока солнечным лучам. Сильными движениями жаберных крышек она вздымала облачка мути и, похоже, не собиралась умирать.
Мы подплыли ближе. Щука оказалась под самым плотом. Отец разделся и, по-пиратски зажав нож в зубах, нырнул под осклизлые бревна старого плота-«салки». Я, семилетний мальчишка, со страхом наблюдал за этой необычной подводной охотой. Вот отец протянул руку к неподвижной громадной рыбине. И тут – удар! Где вялость и апатия смертельно раненной щуки?! Словно пружина, она развернулась и, отбросив отца, неуклонно пошла в глубину. Здесь-то и пригодился нож. В отчаянном броске отец настиг беглянку и пригвоздил ее ко дну, а затем быстро вынырнул. Ему не хватило воздуха. Со второго захода он все же взял щуку. И весила она, как потом выяснилось, ровно десять килограммов, хотя там, в воде, казалась на вид не меньше пуда. А о «финских» крючках можно сказать, что они довольно примитивны. Это просто остро заточенные усики из пружинной проволоки, даже без засечек на жалах. Отогнутые в виде двойника, они легко проглатываются щукой вместе с живцом, но при обратном движении становятся враспор.
У нас с Генкой жерлицы оснащены обычными двойниками. Впрочем, и не было особой необходимости мастерить наскоро наши рогатки-рогульки. Жерлиц хватило бы на всех. Но почему-то хочется поймать именно «свою» рыбу, выбрав снасть и место, как приглянется душе, чтобы имелись азарт и интерес: кто, мол, кого?
Но и наши новенькие снасти, наживленные бойкими окунишками, столь же уныло провисели на шестах до самой темноты. Щука не брала.
Уху мы варим из мелких окунишек. Но их много и они удивительно вкусны в наваре. Выложенные на клеенку, они на вечерней прохладе быстро остыли и покрылись золотистой нежной пленочкой желе. Мы, лежа у потрескивающего костра, весело шелушим эту колючую рыбешку, облизываем самое вкусное, деликатесное. Далеко, ох далеко ресторанной заливной стерляди до нашего несложного блюда, приправленного сосновым и моховым духом. Скучно выковыривать одинокий кусочек упомянутой стерляди из резинового казенного желе да из-под веток петрушки. Здесь же все попросту, но вкусно неимоверно.
На огонек и, подозреваю, на запах ухи вышли к нам двое городских рыболовов и попросились на ночлег.
– Костра что ли жалко? Ночуйте, да вон уха стынет, налегайте. – Пригласил отец, закуривая папиросу. А потом семечки пощелкаете, – он указал на груду вареных окунишек.
Рыбачки, поблагодарив, откупорили «беленькую» и с устатку опорожнили ее в компании с отцом. А потом взялись за ложки, а вслед за «семечки». И только шелуха полетела!..
Ночью я проснулся от разговора. Рыбаки пили водку и, уже разомлевшие, блестя глазами и, доверительно касаясь друг друга, о чем-то спорили. Кажется, о женщинах. Заметив, что я проснулся, один из них вроде бы смутился: – Вот, балбесы, парню спать не дали! Но тут же забыв обо мне, обратился к другу:
– Вот