вызвался меня проводить.
– Да ладно? – Лой покосился на Кая, – вызвался… Это потому что ты ранен? У тебя кровь на руке, кстати, какое животное тебя так?
– Лой, это я виноват… Стрела, ты понимаешь…
Лой посмотрел сначала на Кая, потом на Валтасара и тут же всё понял.
– Кай, я был не прав. Прости. Ты не баран. Ты осёл.
Кай смолчал.
– Мы бы конечно с радостью, – сказал Лой Валтасару, и в голосе его послышалось лёгкое раздражение.– Но у нас есть свои дела. Если хочешь, можешь подождать – завтра с утра мы как раз собирались вернуться…
Во вроде бы безобидных словах Лойя чётко читался намёк – иди-ка лучше своей дорогой. Не надоедай.
Валтасар это почувствовал, и на лицо его легла тень.
– Если вы научитесь отличать людей от животных и не стрелять, когда этого не нужно делать, вы можете возвращаться назад тогда, когда вам заблагорассудится. А пока вы этого не умеете, умейте хотя бы отвечать за свои поступки.
Лицо Валтасара ещё более помрачнело.
– Что ж, все добродетели делятся на три части – благие мысли, благие слова и благие дела. Ты, Кай, я вижу, решил из меня сделать праведника.
Кай не был так силён в знании добродетелей, как Лой, потому только горестно вздохнул. Иногда ему казалось, что Лой, который был и успешнее его в учёбе и превосходил в родословной, считает себя старшим братом. Кая это злило. Старших над собой он терпеть не мог.
Валтасар скрестил руки на груди.
Лой тяжело вздохнул и попросил Валтасара показать рану. Тот закатал рукав, и сын ветра презрительно хмыкнул.
– Это же царапина, – врать сын ветра умел и делал это порой с явным удовольствием.– Хорошая такая царапина – в чём проблема, я не понимаю?
– Я могу решить этот вопрос с вашим ректором, – запросто приступил к угрозам их новый знакомый.
Кай с Лоем переглянулись.
– Делать благие дела – признак верного бехдина, – мрачно сказал Лой.
На этом вопрос был исчерпан. Лой, впрочем, долго ещё ворчал, но в целом это было в его манере. Они собрали вещи, перекусили, сидя на вещевых мешках (кроме гарпий для прокорма они ловили самую разную живность, и в этот раз им повезло поймать в силки кролика и пару уток, что в изобилии плавали в верхнем озере – это полтора километра в сторону гор).
Валтасар вёл себя спокойно, перевязать царапину – хотя это было значительным преуменьшением, ранка оказалась довольно глубокой, а к вечеру по руке расползлась опухоль – отказался. Кай не переставал вполглаза наблюдать за ним – неожиданный попутчик ему не нравился. В нём было что-то мрачное, потому что он всё время молчал, а на вопросы отвечал либо коротко, отрывисто, либо кивками. Если бы он ещё оглядывался по сторонам, хотя бы иногда, украдкой, то Кай непременно пришёл бы к выводу, что незнакомец здесь не один и где-то поблизости целая шайка. Но ничего не было. Он наблюдал только за костром, где пламя ласкало поленья, потом за углями, в которых запекался их обед.
Кай