тысячи, если они положат их в три слоя, как в Солсбери.
И тут мы почувствовали ужасный смрад – словно от застоявшегося пруда, который погиб вместе со всеми растениями, водорослями и множеством населявших его рыб, жаб, угрей и мелких существ. Но это было гораздо хуже. Это был самый ужасный смрад – запах разлагающейся плоти тысяч мужчин, женщин и детей, запах гниения, исходящий от их изуродованных болезнью тел, запах их экскрементов и мочи, их нечистой одежды и смертного пота.
В сумерках могильщики казались призраками. Лица их были закутаны, руки замотаны тряпками. В каждой подъезжающей повозке было десять-двенадцать тел. Двое могильщиков поднимались на повозку и, стоя прямо на трупах, сгружали верхние тела тем, кто ожидал внизу. Те волочили трупы к яме и сбрасывали вниз, а там их уже укладывали рядами. Меня даже тронуло то, как аккуратно укладывают мертвые тела, но потом я вспомнил причину. После кровопролитного сражения в Кане нам тоже пришлось тщательно складывать трупы, потому что у нас не было времени копать глубокую яму. Эта тщательность не имела никакого отношения к уважению к мертвым.
К нам никто не подходил и не заговаривал. Меня мутило от запаха разложения, но я не мог оторвать глаз от этого зрелища: тела укладывали на тела. Я видел, как обнаженное тело молодой женщины выгрузили из повозки и опустили в яму. Я слышал, как могильщики отпускали непристойные замечания. Я думал, где лежит ее отец, может быть, в той же яме, и ее могут положить рядом с ним или прямо на тело чужого мужчины. Следующий труп бросили прямо на землю. Один из могильщиков решил снять кольцо, но у него не получилось. Тогда он вытащил нож, отрезал палец и раздробил сустав. Сняв кольцо, он швырнул палец в яму. Кого и с кем хоронили, не имело значения. При жизни мы часто высказываем свои пожелания – чтобы нас похоронили в углу приходского кладбища, рядом с нашими предками. Сейчас же все эти пожелания рассыпались в прах, как листья на ветру.
Мы с Уильямом пошли дальше молча. Уже почти стемнело. Мы подошли к перекрестку в Сент-Сетивола, возле восточных ворот города. Температура стремительно падала. Поля подернулись инеем. На фоне темно-синего неба четко вырисовывались силуэты крепостных укреплений, а прямо перед воротами виднелись городские виселицы. Было странно видеть их пустыми. Обычно там болтался хотя бы один вор – в предостережение другим. И тут же мы почувствовали знакомую вонь городских сточных канав. То, что раньше вызывало тошноту, сейчас показалось утешительным признаком нормальности.
– Дай мне твой узел, – сказал Уильям. – И прикрой щетину капюшоном. Сейчас уже темно. Попробую сделать вид, что ты – моя жена.
– Черт тебя побери, Уильям, я не собираюсь этого делать!
– Нам нужно уговорить стражника, чтобы он впустил нас. Тебе никого не убедить в том, что это я – твоя жена. Так что ты либо принимаешь мой план, либо находишь женщину, которая сыграет для тебя эту роль. Попробуй – несложное дело здесь, за городскими стенами в сумерках и на морозе. Да еще возле чумной ямы!
Я отдал Уильяму свою дорожную суму,