было…
– Ну, завтра… далеко ли ему ехать?
– Батюшки мои! Родимые! Ох, беда-бедёшенька! – вдруг точно вырвался откуда-то болезненный крик, выделившись отчётливо среди общего говора и гама, царивших на платформе.
– Что это? – вопросительно посмотрели мы с Петей друг на друга.
И мы бросились туда, где уже собралась небольшая кучка людей.
– Батюшки мои! Сердешные! Что же мне теперь делать-то?
Какая-то старуха в нагольном полушубке, в поношенном платке на голове сидела на холодных плитах платформы и рыдала.
– Что ты ревёшь? Что такое случилось? – спрашивали её.
– Ох, батюшки! Тошнёхонько мне… помрёт он теперь… не видючись со мной, помрёт…
– Да что у тебя?.. Эй, бабка, слышь: что случилось? – обратился к ней жандарм, протискиваясь сквозь толпу.
– Билет, родненький, билет…
– Что – билет? Утеряла?
– То-то и есть, милые мои… утеряла…
– Да ты поищи хорошенько!
– Искала уж, касатик, сбилась искамши… да нету-ти!.. Что мне теперь делать-то?
– Без билета нельзя! Оставаться придётся!..
– Ну ничего, в городе веселее, – пошутил кто-то, но сейчас же, поняв всю непристойность шутки, юркнул в толпу и скрылся.
– Ох, горе моё лютое!.. Умрёт он теперь… умрёт! – рыдала баба.
– Кто умрёт?
– Сыночек мой, сыночек, болезные!
– Отчего умрёт?.. Болен он разве?
– Дюжо [очень] болен… дюжо… Грамотку получила… Без надеждушки болен… И деньги-то я у чужих людей заняла, хоть последние-то минуточки захвачу, думала… увижу его… А што теперь мне?
И она в отчаянии упала лицом на холодные камни.
– Экая беда! – пожалел кто-то из толпы.
– Внимательней надо быть… не так, – посоветовал солидный господин в енотовой шубе.
– Жалко бедную, жалко! – покачал головою купец и отошёл в сторону.
– А ты далеко едешь, бабушка? – вдруг обратился к лежавшей старухе Петя.
Он всё время стоял сосредоточенный и несколько бледный. Его, видимо, взволновало горе старухи. Он и теперь говорил не совсем твёрдым голосом.
– Далеко ли едешь? – повторил он снова, толкнув старуху, которая ничего не ответила на его первый вопрос.
– До Н-ой станции, кормилец! – произнесла она, не подымая головы. – До Н-ой станции…
– Далеко это?
– Далеко, далеко…
Рыдания душили её.
Петя посмотрел на меня.
Я понял его взгляд. Мне и самому было глубоко жаль бедной старухи…
– Далеко ведь, – шёпотом произнёс я, желая помочь и в то же время чувствуя, что дать надо много, пожалуй… всё!
– Сын умирает… Неужели, Саша, тебе…
Я вспыхнул и поспешно ответил приятелю:
– Нисколько…
– Тогда…
Он не кончил и бросился бегом в вокзал. Я последовал за ним и догнал его уже у кассы. Все деньги были у него.
– Что стоит до Н-ой станции? – дрожащим голосом промолвил Петя, подходя к оконцу кассы.
– Которого класса?
– Третьего!
– Пять