что сидел в лагере, но два месяца назад его реабилитировали. С момента ареста он ничего не знал о судьбе своей жены, тещи и дочери, которой в июле 37-го года исполнилось десять лет, но втайне надеялся, что кто-нибудь из них остался жив. Поэтому после освобождения дядя Антон сразу поехал в Москву, но за два месяца упорных поисков так и не сумел отыскать хоть какой-нибудь след. И вот теперь приехал в Ригу, надеясь, что здесь ему повезет больше. На его счастье, в адресном столе ему сразу дали наш адрес, и он посчитал это добрым знаком. А вдруг кто-то из нас случайно знает, где теперь живут его жена и дочь? Со своей стороны, я поделился с ним своей главной новостью. Так, между прочим, сообщил, что в школьном драмкружке буду играть роль Незнамова в пьесе А.Н. Островского «Без вины виноватые». Роль главная, очень трудная, но тем интересней работать над ней. Репетиций, к сожалению, пока было мало – всего две, но премьера уже назначена на конец апреля – начало мая. По-моему, я весь закипал от чувства гордости и значимости своей персоны. Конечно, я постарался это скрыть, только вряд ли мне удалось сохранить легкий, бесшабашный тон.
Мама не сразу узнала нашего гостя, но, когда поняла, кто перед ней (выяснилось, что мать Антонишкиса приходилась двоюродной сестрой Антону Апсе), тут же стала звонить в Эргли, чтобы сообщить поразительную новость сестре. Около одиннадцати часов вечера Иля на машине примчалась в Ригу.
Она страшно нервничала, боялась, что не успеет узнать все подробности ареста и лагерной жизни троюродного брата: рано утром она должна была вернуться в Эргли на работу. Наскоро перекусив, Иля усадила нашего гостя за стол, и он начал рассказывать. Рассказ этот длился всю ночь.
Антонишкиса взяли в Большом театре в первом антракте спектакля «Спящая красавица». Он оставил жену в ложе бенуара, а сам вышел покурить. В «курилке» к нему подошли два очень вежливых человека в штатском и, взяв его под руки, предложили, во-первых, не шуметь, а во-вторых, выйти на улицу вместе с ними. Дядя Антон сразу понял, кто эти люди и что означает данное предложение. Сопротивляться не стал, только попросил у вежливых чекистов разрешения отдать жене гардеробный номерок, который лежал у него в верхнем наружном кармане пиджака. Получить ответ на свою просьбу ему не удалось.
«Я пару раз был свидетелем того, как ГПУ задерживало людей, – рассказывал дядя Антон. – Мой арест был ни на что не похож. Я ждал, меня запихнут в „воронок“ или, в лучшем случае, посадят на заднее сиденье черной эмки, стиснув с двух сторон крепкими бицепсами молодцов в штатском. Ничего подобного!.. Возле подъезда театра не было ни одной машины, похожей на „спецтранспорт“. Может, бензин пожалели, но, скорее всего, решили, зачем суетиться?.. От Большого театра до Лубянки рукой подать, не велик барин: ножками дотопает. И мы пошли вверх по Кузнецкому, мимо сияющих витрин, в толпе веселых, нарядно одетых людей: страна отмечала великий праздник – двадцатилетие Октябрьской революции. Наверное, наша троица производила странное впечатление: