о мой Бог, наважденьем
Таким ты меня наградил?
Дал знак, может, только виденье
Я мог полюбить?.. И любил?..
Ещё много сирени у мая…
Я тебя понимаю, родная:
Ты устала… Ты хочешь уйти…
И сирень на экваторе мая
Не для нас уже будет цвести…
Не для нас уже краски заката
Будут в бликах чудесных менять
Свет рубина на сумрак агата…
Не для нас будет солнце сиять…
Оправдаем себя мы гордыней. –
Каждый путь себе выберет свой.
И доказывать будем отныне
Всем, что счастливы врозь мы с тобой…
Ты поплачешь в подушку ночную.
Я в бессонницу злость вколочу.
Не найти мне отраду другую…
Не шагнёшь ты к чужому плечу…
Ты устала, любимая, знаю…
Ты приляг, отдохни от забот.
Ещё много сирени у мая…
Ещё солнце рубином взойдёт…
Ещё красок немало заката
День и ночь нам помогут сменить. –
Будем в истину верить мы свято:
Только раз может сердце любить…
Беспутный
Когда длинны заката будут тени,
На берегу судьбы я постою…
Багряный сполох солнца день отменит:
В чужом пускай резвится день краю…
И на воде, рябой и неуютной,
Реки покоя сети сбросит ночь.
О, если сделал день меня беспутным,
Что ж сделает со мною его дочь?..
Игрушка
О, что же мне делать? Опять
Со мной ты нежна и мила. –
Как прежде, быть может, молчать?
И думать, зачем ты пришла?..
Теперь не поверю словам:
Пусты оболочки души! –
За словом обман по стопам
Неискренним слепо спешит…
Внимателен и терпелив,
Улыбке отвечу кивком.
И сделаюсь красноречив
В сужденьях о том да о сём…
И снова подумаешь ты:
«Глупец этот мной увлечён! –
И блеском моей красоты
Рассудка, похоже, лишён…»
И снова у скуки отнять
Хоть несколько сможешь минут:
В любовь так забавно играть,
Когда подходящий есть шут…
И день ещё канет в лета
С тоскою в жестокой борьбе. –
И завтра твоя красота
Вновь будет игрушкой тебе…
Усопший
Ну как я не думал об этом?..
Страстями и бытом пленён,
Обласканный солнечным светом
И тайнами ночи смущён,
Я взор, избалованный жизнью,
От смерти, стыдясь, отвожу,
И скорбью пометивши тризну,
Спокойно к живым ухожу…
Но, кажется, будто усопший
О чём-то мне хочет сказать! –
И чем-то таинственно общим
Живого с умершим связать…
Гляжу на недвижное тело…
Да нет же! Я вижу, живёт
Ещё, – пусть лицо побелело, –
В нём то, что во мне не умрёт…
И я понимаю, не телу
Последнюю