надо их вытащить из трубы под ванной и отнести фармацевтам на экспертизу. Или ты в раковину их высыпала?
– Ой, ой! – питюкнула Женька, в судороге внезапной агонии приподнявшись, дабы её страдальческая гримаса не ускользнула даже от дурака-Андрюшки – железнолобого, как его огромная фура, – сердце болит! Я всё поняла! Таблетки влияют не на живот, а на сердце! Ой, помогите! Я умираю! Мамочка! Зинаида Семёновна, помолитесь за меня Богу! Я вижу ангела!
– Тварь!
Этот страшный крик прогремел с порога. Все разом вздрогнули, повернулись и, к своему огромному удивлению, точно вдруг заметили ангела – в виде Ирки, чёрт её знает откуда взявшейся. Людоедское выражение её глаз давало понять, что она вошла целую минуту назад и великолепным образом поняла смысл происходящего. Глаза Женьки, которая целый год уж не уступала сестре ни ростом, ни силой, также налились злобой. Кровавой схватки двух разъярённых пантер, казалось, было не избежать, но произошло вдруг нечто иное. Ирка, молниеносно сдёрнув с левой ноги французскую туфельку, виртуозным броском засветила ею младшей сестре по лбу. Этот неожиданный и страшный удар деморализовал Женьку. Взвизгнув свиньёй, младшая пантера вскочила и прошмыгнула в комнату. Ангел смерти, сбросив другую туфельку, также резво юркнул туда же, и за закрывшейся дверью, судя по грохоту, начался для Женьки адок, даром что она толком умереть так и не успела.
Под звуки боя без правил трое гостей, остро ощутив себя лишними, удалились. Один остался. Это был Гамаюнов. Некоторое время он размышлял, прислушиваясь, не стоит ли прекратить и этот чудовищный мордобой. Решил, что не стоит: Ирка – человек взрослый, а идиотку Женьку давно пора проучить, от неё весь дом сатанеет. Виктор Васильевич поглядел на Риту, которая продолжала сидеть на пятках, закрыв руками красное от стыда лицо, и осведомился, как она себя чувствует.
– Вам-то что? – огрызнулась Рита, опустив руки и гордо вскинув глаза, – вы – врач?
– Нет, слесарь-сантехник, – ответил Виктор Васильевич. В подтверждение своих слов он подошёл к раковине в ванной и открутил под нею сифон – ловушку предметов, масса которых больше массы воды. Таблетки к таким предметам, конечно, не относились, однако Женька после того, как высыпала их в раковину, воду вслед не пустила, и потому они плавали в сифоне. Виктор Васильевич показал их Рите, которая встала на ноги.
– Ваши?
– Мои, – ответила Рита. Важно достав из кармана юбочки «Честерфилд» и очень красивую зажигалку, частично сделанную из золота, она с вызовом закурила. Мордобой в комнате продолжался. Виктор Васильевич слил реланиум в унитаз, привернул сифон и, сполоснув руки, предложил Рите поговорить.
– О чём? – без всякого интереса спросила та.
– О жизни и смерти. Знаете, когда Сталин позвонил Пастернаку, чтобы спросить, насколько мастеровит Мандельштам, Пастернак ему предложил разговор о жизни и смерти. Сталин повесил трубку. Но ведь мы с вами без телефона общаемся, так что вам от меня отделаться будет не так легко.
– Отличная