понимал.
– Дай ее мне.
Я протянул ему сумку через стол. Он взял ее, покачал на весу и улыбнулся:
– Тяжелая. Что там у тебя?
Я сказал:
– Учебники. И еще форма для физры. Мы сегодня в баскетбол играем.
– Хорошо. А еще что?
– Тетради.
– А еще?
– Ручки.
– Молодец. А еще?
– Больше ничего нет.
Я подумал – не забыл ли я там свои сигареты?
Он поставил сумку на стол и снова взял в руки мой рисунок.
– А другие у тебя есть? Там, в твоей в сумке?
Я уставился на него и говорю:
– Рисунки, что ли?
Он говорит:
– Ну да, рисунки. Тебя же из-за них сюда привели. Есть еще? Покажи мне. Или ты хочешь, чтобы я рылся в твоей физкультурной форме?
Он листал мои тетрадки минут пять. Потом поднялся из-за стола, подошел к окну, постоял там, вернулся и еще смотрел пять минут. После этого отодвинул все от себя и сказал:
– А почему у тебя одни голые бабы? Озабоченный? Сколько тебе лет?
– Шестнадцать.
– А, ну тогда понятно, – сказал он. – Собери все, сядь вон туда у стенки и подожди. Мне тут надо еще кое-что закончить.
Первый раз нормально не получается не потому, что нет опыта, а потому, что слишком долго ждешь. То есть проходит ведь года три с того момента, как ты начинаешь об этом думать. И вовсе тут не то, чтобы ты вдруг оказался с ней один на один, – смотришь на нее и думаешь: блин, у меня же нет никакого опыта.
Нет, просто ты слишком долго ждешь. Поэтому нормально не получается. Ну и у нее, наверное, те же проблемы. Или девчонки не думают о таких вещах?
Короче, в итоге начинаешь рисовать. Сначала шею, потом плечо. Так и выходит. Сидишь, злишься на них и рисуешь. Затем берешь новую тетрадку. И потом еще.
Так что маме я не сумел объяснить – где шлялся после учебы. Не мог же я рассказать ей про эти рисунки и про то, что директор училища из-за них продержал меня у себя в кабинете часа три, а потом все равно никуда не отпустил, а вместо этого повел к себе домой. И по дороге раздавал всяким бомжам деньги и потом еще дал возле самого дома – они там ждали его целой толпой. Ну, может быть, не толпой, но человека три там было. И когда мы поднялись к нему на третий этаж, там уже сидела на лестнице какая-то старушка, и директор сказал ей – конечно-конечно, давай, заходи, я тебя уже давно жду, там на кухне очень много скопилось. И она на кухне долго звенела и потом ушла. И на спине у нее был огромный рюкзак, и директор сказал – не тяжело? Ты одна его, как? Дотащишь? И старушка сказала, что – дотащу. И потом он достал какую-то книгу, показал ее мне и спросил – ты отсюда срисовывал свои рисунки? И я сказал – нет. Потому что я их не срисовывал. А рисовал просто из головы. Когда мне было хреново. И он сказал – точно не отсюда? И я сказал – нет. И тогда он мне отдал эту книгу и сказал – дома ее посмотри. Завтра придешь утром, часам к одиннадцати. И я сказал, что утром у меня контрольная и что меня завуч убьет. И директор сказал – не убьет. Иди домой и смотри книгу.
Но домой я все равно поздно пришел, и мама так и так начала