А вот бюрократы вместо того, чтобы предоставить ему жилье, как участнику боевых действий, гоняют по кругу. Наступит момент, когда сорвется и постреляет канцелярских гнид.
–Да, еще много фактов несправедливости и чиновничьего произвола, – посочувствовала Баляс. – Все беды и проблемы из-за бездарного президента, премьер-министра, спикера парламента, депутатов и чиновников, одержимых жаждой обогащения за счет народа. Они живут в другом измерении, в своем сказочном Зазеркалье, эксплуатируя труд наемной рабсилы и природные богатства страны. Таким обиженным, как Гребень, и миллионы других граждан, пора поднять восстание и смести эту сучью власть. А, а, к лешему эту грязную политику, ее ливых лицедеев.
– Смелые суждения, я с вами полностью солидарный. Но Гребень не ожесточился, мечтает устроиться телохранителем к олигарху, чтобы скопить валюты на жилье. Надоело с семьей скитаться по чужим углам. А того не понимает, что в случае нападения на толстосума первая пуля достанется телохранителю и останутся Танюша – вдовой, а Вася – сиротой. Зачем провоцировать трагедию?
– Чаще всего так и происходит, – подтвердила риелтор. – Опытный киллер, чтобы не получить пулю в ответ, в первую очередь устраняет охранника.
– Об этой опасности я его предупреждал не один раз, а Саня в ответ: «Десант не привык отступать, прорвемся. Никто, кроме нас». Отчаянный, рисковый парень.
Открылась кабинка лифта и Баляс впихнула в нее художника, втиснулась сама, прижав его брюхом и грудью к стенке. Суховей затаил дыхание, на лбу выступил пот. Невозможно было пошевелиться. Мадам прижала, будто могучим прессом.
– В тесноте, да не в обиде, – обдала она его горячим, парным дыханием. Невольно вспомнилась оранжевая топка кочегарки, где довелось во время студенчества подрабатывать к скромной стипендии. В таком несуразном тандеме доехали до шестого этажа. На три коротких звонка Швец открыла входные двери:
– Заждалась вас, мойте руки и за стол. У меня при виде таких деликатесов под ложечкой сосет, но я терпеливая, – призналась Тамила, хотя Суховей подметил резкое уменьшение бутербродов с черной и красной икрой, и, преодолев робость, спросил:
– Тамила, куда подевалась икра?
–Какая еще икра, кабачковая или баклажанная? Так ее на столе и не было,– округлила она зрачки. – Это пища для мужиков, крестьян, столяров и плотников…
– Черная, красная и паюсная икра. Где она подевалась?
–Прозрел, старый пень. Усохла икра, пока ты с Виолой катался. Мог бы и больше прикупить, как я велела, а ты пожадничал, – упрекнула соседка, облизывая маслянистые губы. – В море икорка тебя поджидает.
– Я не осетр, чтобы ее метать.
Дабы не распалять страсти, мысленно пожелал: “Чтоб ты, ненасытная зараза, подавилась “.
Виола Леопольдовна, а затем и хозяин квартиры, вымыли руки и сели за стол.
– Рафаэль, не будь скрягой, включи-ка люстру для праздничного настроения! – по-хозяйски велела Тамила.
– И без люстры светло. Ложку мимо рта не пронесешь. Если превышу лимит