отношениями в области высоких технологий. И в результате блестяще проведенной операции нам удалось выявить первое звено. Предстоит работа. Серьезная, долгая и очень затратная. Мы готовы. А вы?
– О да, мсье. Затратная. Теперь я понимаю. Рыба – всего лишь повод, главное скрыто от глаз…
– Умница! Надеюсь, теперь недоразумение, возникшее между нами, исчерпано. И в подтверждение этого примите первую выплату. Деньги в конверте, конверт под обложкой журнала. – Власин положил перед французом журнал «Пари матч» и поднялся. Одновременно он кинул на стол мятую купюру в оплату за недопитый «пастис» и чашку кофе агента. – Связь как обычно. Жду сообщений. Не торопитесь, все обдумайте, но и не задерживайтесь… слишком долго.
С этими словами Власин покинул кафе вблизи центра имени Жоржа Помпиду.
Операция «Пальма-два» набирала ход. Дохлая рыба продолжала метать «икру», куда более дорогую, чем выношенная ею когда-то в глубоководной сибирской реке.
Глава 14
Секретарь шефа солидного московского бюро «Агентства» была, как всегда, холодна, неприступна и издевательски вежлива. О таких говорят: «профессиональная сукретарша». Егорыч с этим определением в отношении Любови Олеговны Кошельковой был не согласен принципиально. Он называл ее: «сукретной профессионалкой» или «сукреткой», потому что знал: она состоит на внештатной службе в КГБ в качестве постоянного стукача и делает это не во имя вознаграждения и сомнительной внутриведомственной «славы», а из соображений человеконенавистнических и откровенно подлых. Егорыч ее боялся, как сухое дерево должно бояться огня.
«Сукретка», высокая дама лет тридцати семи, с темно-каштановыми, убранными в пук волосами, высокой полной грудью и тонкой талией, ходила, соблазнительно отклячивая круглый зад. Глаза были чуть уже, чем принято у европеоидной расы, на длинном остром носу торчали очки с желтой металлической дужкой по верхнему срезу стекол. Губы, тонкие и контрастно очерченные, были всегда плотно сжаты. Кожа имела серый оттенок, с постоянными следами удаленных выдавливанием угрей и мелких прыщей. «Сукретка» от этого, вероятно, серьезно страдала, что не могло не сказаться на ее характере и отношении ко всему человечеству, которое, вне всяких ее сомнений, злорадно всматривалось в изъяны ее кожи. По этой причине на этот народ она тоже стучала.
Егорыч протянул Кошельковой небольшой аккуратненький пакетик с парижским сувениром и несмело улыбнулся, даже не надеясь, что «сукретка» оценит его обаятельную натуру.
Кошелькова брезгливо отодвинула от себя пакетик и мрачно бросила:
– Эйфелева дура?
– Она, – выдохнул в отчаянии Егорыч. – А как вы догадались? Такая проницательность. Даже не развернули.
– А чего тут догадываться. Вы, Петров, человек стандартный, скучный, предсказуемый. Оценить в состоянии только все большое и банальное. Самым банальным и большим в Европе всегда была, есть и будет Эйфелева башня. Всю вам, конечно, не дотащить, а ее примитивную копию можно купить за потертый франк в любом киоске