вот, – смущенно продолжил Веня. – Я насру в галерее перед фотографией художника Бренера, выкрикивая при этом «Бренер, Бренер!» и читая свои стихи.
– Простите, я снова вас перебью, – заметил Герман. – Но, по-моему, срать и читать вслух собственные произведения – в вашем случае понятия неотличимые. Впрочем, продолжайте, мне уже даже интересно.
– Да выслушайте уже меня! – Веня сорвался на крик. – Затем в дело вступают мои соратники – художники. Один из них положит на кучку моих испражнений свою картину, а затем тоже насрет на нее, выкрикивая при этом «Никонов! Никонов!» и читая свои стихи. Затем на эту кучку возложит свою картину следующий, и так далее. По мере роста этой конструкции следующие участники будут использовать табурет, а затем и стремянку. Называться перфоманс будет «На плечах гигантов».
– Гениально! Гениально! – зааплодировала Сонечка.
– Это стоило назвать «Преемственность и цитирование в современном искусстве» и подавать не как перфо-манс, а как семинар, – подытожил Герман.
– Вы не очень-то жалуете современное искусство, – догадался Веня.
Успев ухватить последний кусок гипноторта, Сонечка решила переменить тему.
– А ты сегодня неразговорчив, – обратилась она к Петру.
– Я всегда неразговорчив, – пробурчал тот.
– Сегодня особенно.
– Я знаю.
– Как твои панические атаки?
– Прошли месяц назад.
На кухне повисла тишина. Так бы она и висела, несчастная, под потолком, размеренно покачиваясь и вываливая посиневший язык, если бы Петр не обрезал веревку, начав говорить:
– А у меня был один знакомый, который работал в магазине. Этой зимой он поскользнулся на скользких ступеньках, наклеивая объявление «Осторожно, скользкие ступеньки». Упал вниз головой и умер.
На последних словах он рассмеялся, но его примеру никто не последовал.
Не дожидаясь, пока тишина снова совьет себе на люстре петлю, Сонечка встала с колен Венедикта (поэтому Петр и стоял к ним спиной) и отправилась в ванную, сообщив напоследок, что скоро вернется.
Она была пьяна.
Через пару минут Венедикт вскочил со стула и, слегка покачиваясь от выпитого портвейна, отправился в ванную следом за ней.
– Что-то она слишком долго. Пойду посмотрю. – сказал он,уходя.
Герман и Петр остались вдвоем. Петр отошел от подоконника, уселся на стул и обхватил голову руками.
– Все-таки не понимаю, – заговорил Герман. – Что ты нашел в этой девице. Она глупа. И тот факт, что она выбрала себе этого Никонова, прекрасно это подтверждает.
– Ты не знаешь, – тихо и медленно сказал Петр.
– Не знаю. Но прекрасно все вижу.
– Я перепил. У меня болит голова.
– Значит, не будет похмелья.
– Не будет. – Петр провел рукой по лицу и закрыл глаза. – Как думаешь, чем они занимаются в ванной?
Оттуда донеслось еле слышное пыхтение.
– Полагаю, беседуют о современном искусстве.
Вместо