небом: на скамейках, лужайках, каталках. Как местным, так и туристам, пытались спасти жизнь или облегчить страдания. Никто в этот день не спрашивал о медицинской страховке или страховом полисе. Не считали и потраченное лекарство.
Славик отпил воды, продолжая разглядывать округу. Почти у самого въезда раскинулся полевой штаб в виде армейской палатки натовского образца. Там пытались вести учёт прибывших и составлять списки погибших, вести опознания. Напротив штаба раскинулась полевая кухня, где уже что-то готовилось. Промёрзшим после гидроудара людям требовалась горячая еда. Потому из трубы переносной кухни уже шёл дым. Для тех, кто не пережил удар, вскоре тоже зажжётся дым. Крематории будут работать с многократной нагрузкой все ближайшие недели.
У входа в госпиталь рядом с бутылками воды люди принялись разгружать очередной подъехавший грузовик. Один из ящиков упал, и Славик увидел продолговатые, армейские коробочки – сухпайки. Всё это происходило с ним в реальном мире. Но на фоне этого мира постоянно пытался проявить себя другой. На фоне постоянной суеты людей и неумолкающих разговоров, он видел странных цветастых животных, мелькающих среди людей.
«Животных? Откуда они? Почему разбежался зоопарк?»
Тот, кто решил именовать себя Таем, присел на свободный клочок травы и продолжил пить воду маленькими глотками. От увиденного порядком стошнило. Сил стоять больше не было. Да и куда идти? Родителей смыло волной, он теперь один. Никто не придёт. Никому не нужен. Ещё и с ума сходит от удара. Он бредит. Не может быть вокруг столько животных. Людям сейчас вообще не до них. Вокруг столько смертей.
По щекам от осознания собственного бессилия потекли слёзы. Слава молча лил их и пытался пить воду, заглушая тошноту. Он был самым несчастным и одиноким существом во всём белом свете. Лишь вид истерзанных стихией людей вокруг и их боль, которая читалась на лицах, не давали ему расклеиваться полностью.
«Надеяться не на кого. Я должен быть сильным. Я не такой малёк, как Алёнка». – Подумал мальчик. Образ сестры, всплывший перед глазами, заставил выронить бутылку. Слава зарыдал, больше не в силах держаться.
– Мама…
Пожилая тайка, несущая ящик в руках, отложила ношу и подошла, обнимая за плечи. Прикосновение к коже было болезненным, но Слава не взвизгнул, не отстранился, ощущая во всей возникшей внутри пустоте необходимость хоть в толике душевного тепла. Пусть даже от совершенно незнакомого человека.
– Бедный, седой совсем стал, – проговорила тайка, когда кепка сползла от прикосновения, и обнажились волосы мальчика.
Слава сглотнул ком в горле, не поняв ни слова. Ком и не думал исчезать. Заставив себя отстраниться, Демченко сложил руки в жесте «вай», означающем одинаково, и приветствие, и благодарность, и расставание.
– Спасибо. – Сказал он по-английски.
– Как тебя зовут? – Спросила тайка на том же языке.
– Я…Тай, – заявил Слава и отвернулся, стараясь больше не смотреть на пожилую, добрую женщину.
Мальчик