и мечтать не приходилось о путевках, сильно огорчались и старались поскорее и не всегда в лицеприятной форме прогнать этого агитатора недоступного для них отдыха. Лидия Викторовна обижалась в ответ и, «надув губу», уходила в следующий отдел. Еще она сильно ревновала пансионат ко всем тем, кому еще предоставлялась возможность поехать отдохнуть за счет института, и каждую выданную путевку расценивала не иначе как собственное поражение. Ну, да и бог с ней… Правда, когда Людмиле неожиданно дали путевку, она, наступив на собственную гордость, пошла к Лидии Викторовне, дабы узнать «что да как». Просто страх перед неизвестным был сильнее, чем какие-то морально-этические аспекты обращения с просьбой к, мягко говоря, не очень импонирующей сотруднице. Тогда Лидия Викторовна приняла ее очень холодно и долго «ломалась», изображая обиженную в лучших чувствах, но спустя пару минут уже давала действительно нужную информацию: рисовала какие-то схемы проездов на бумажке, писала имена отчества и телефоны, показывала хранящиеся зачем-то на работе фотографии. Информация впоследствии почти не пригодилась, но чувство пусть частичной осведомленности несколько успокоило Людмилу. Весть о состоявшемся разговоре в миг облетела весь их коллектив, и после коллеги еще долго неодобрительно и укоризненно смотрели на Людмилу, не понимая, как она могла опуститься до разговора «с этой», пусть даже по делу.
А путевку Людмила получила действительно неожиданно и необъяснимо. За год до этого эпизода при составлении графика отпусков она, как обычно, не претендовала на летние месяцы, тем самым, уступая сотрудникам своего отдела вожделенный период. Ей было все равно. Так же, как и в предыдущие годы, она не собиралась брать отпуск, а лишь отщипывала в счет него по чуть-чуть, по дням на какие-то житейские дела. Отгулы в их коллективе как-то не практиковались, поэтому латать дыры времени приходилось из отпускных, что, в общем-то, не сильно расстраивало Людмилу. Главное, чтобы отпускали, когда нужно, а ее почти всегда отпускали, чем она сильно дорожила и была благодарна. Но просила такие выходные она совсем нечасто, так что дни нереализованного отпуска накапливались из года в год, грозя перевалить через все мыслимые отметки.
И в этот год она не собиралась ничего менять. По графику двухнедельные куски ее отпуска были запланированы на какие-то не очень теплые месяцы, что нисколько не огорчало Людмилу. Поэтому к лету она подходила только с ожиданием нестерпимой жары и предстоящей аллергии. И когда в начале июля ее вызвали в отдел кадров, она без задней мысли пошла, прикидывая по пути, что уволить ее вроде не за что, так что, скорее всего, – какие-то бумаги подписать. В этом она была абсолютно уверена, открывая дверь кабинета начальника отдела кадров.
Начальником, или вернее сказать, начальницей отдела кадров их института была довольно молодая женщина из новонабранных. Предыдущую «кадровичку», ту, которая работала все девяностые в единственном лице, тихо куда-то