загубленные воют, може, устанете губить, одна надежа на вашу, душегубов, усталость…
Он равнял меня с душегубами. Возможно, он был не так уж неправ.
– Сидел? – спросил я.
– Сидел, – зыркнул он маленькими, злыми, как у медведя, глазками. – Это вы там, на материке, дела делаете, а на нас дела как заводили, так и заводют…
– На безвинных? – Я спрятал бумажник.
– Разных, – отрезал он и выдал то, что я его не просил: – Я-то сразу понял, что у тебя полно баксов, всю дорогу мучился, стоит или нет… твое счастье, что решил: не стоит.
– Или твое, – веско уронил я.
Я дал ему десять бумажек по двадцать долларов, это было более, чем щедро.
Он не сказал ни спасибо, ничего, рванул и исчез.
Я полез в кейс и, добыв оттуда мои гомеопатические корочки, протянул их Сельяниновой. Она отвела мои руки, даже не взглянув на них.
– Будем откровенны… – начал Адов.
– Естественно… – ободрил я его.
– Стало быть, речь о моем лице… – взяла инициативу в свои руки Сельянинова.
– Я в курсе… – мягко прервал я ее.
– Я в курсе, что вы в курсе. Что дальше?..
Тема Сельяниновой всплыла в нашей необязательной болтовне с Маней, когда мы перемывали косточки всей честной компании. Маня делилась информацией, я шутливо комментировал. Она смеялась каждой моей шутке. Про политолога Молоткова и политтехнолога Молодцова едва я успел сказать, что вылитые Бобчинский с Добчинским, как девушка зашлась в смехе. Я не приписывал себе излишних достоинств, понимая, что юное создание находится в том возрасте, когда покажи палец – и человеку уже смешно. Я лишь слегка посожалел о своем возрасте: половой инстинкт, который никуда не деть, попер из моих лет туда, где пребывали Манины. Глупо, что и говорить. Это стоило мне того, что я тут же сбился с ритма: про Сельянинову пошутил крайне неловко, сострив что-то насчет цветущей водоросли, имея в виду прозрачность и упустив из виду цветение пятен.
Маня встала, смех ее иссяк.
– Не понял, – сделал я вид, что не понял, понимая, что сделал только хуже.
– Некрасиво, – съежила мордочку Маня, как-то сразу подурнев.
Надо было срочно искать выход из положения.
– Я помогу ей, – сказал я.
– То есть? – распахнула Маня свои зеленые.
– Я уберу эти пятна на ее щеках, – пообещал я.
– Как?! – Маня распахнула их еще шире.
– Разве я не говорил, что я кудесник?
Я был серьезен, как никогда.
– Можно сказать ей? – Маня все еще не доверяла мне.
– Можно, – разрешил я.
Мы разошлись в тот раз мирно.
Аппарат Фолля, моя аптечка – все необходимое было при мне.
– А я и не знал, что ты лекарь.
Адов внимательно наблюдал за моими манипуляциями.
– А разве мы уже все-все сказали друг другу? – шутливо проговорил я и, обратившись к Сельяниновой, попросил: – Снимите, пожалуйста, колготки.
– Но тогда