закрыл руками лицо – не хотелось, чтобы Эдмунд видел моих слёз.
И ведь уже ничего не изменишь, снова подумал я. Всё, что можно было исправить, осталось где-то там, далеко в прошлом, там, где остался мой друг.
И я, больше не сдерживаясь, зарыдал – зарыдал в голос от полного бессилия и жалости к себе.
– Ну, ну, Володя, всё пройдёт, – услышал я голос Эдмунда. – Через недельку будешь как новенький, – добавил он, похлопывая меня по плечу.
*
Я открыл мокрые от слёз глаза и понял, что нахожусь в своей палате.
Шторы были занавешены, и я не сразу заметил силуэт, неподвижно застывший рядом с моей кроватью.
Приглядевшись, я понял, что это Лиза.
– Вы очень беспокойно спали, Владимир Михайлович, – тихо сказала она. – Кричали во сне, потом плакали. Вам, наверное, приснился очень плохой сон. Я даже собиралась вас разбудить.
– Да, Лиза, – ответил я, – ужасный сон, в нём я снова пережил смерть своего лучшего друга.
– Бедненький, – сказала она, садясь на краешек кровати, рядом со мной и доставая носовой платок из кармана своего больничного халата. – Возьмите, вам нужно вытереть слёзы.
Я взял платок, невольно коснувшись её руки.
Может быть, мои недавние переживания добавили мне чувствительности, или, быть может, я чувствовал себя очень одиноким, но я испытал лёгкое волнение, которое она, похоже, заметила.
– Давайте я вам помогу, у вас всё лицо мокрое, а вам не видно, – сказала Лиза, взяла из моей руки платок и, наклонившись, почти касаясь меня своей грудью, сосредоточенно вглядываясь, вытерла сначала глаза, потом щёки, а затем и лоб, покрывшийся испариной от уже нешуточного возбуждения.
Да что же это такое, думал я, невольно в своём воображении снимая с неё больничный халат. Под ним, как мне показалось, больше ничего не было.
Нужно немедленно встать, сказав, что мне нужно в ванную комнату, думал я. Необходимо немедленно это прекратить, ведь она на двадцать лет меня моложе.
Но встать я уже не мог.
Если бы я встал, откинув одеяло, то сразу бы на виду оказался мой окаменевший пенис.
Она же, закончив с моим лицом, посмотрела ниже. Увидев бугорок на моём одеяле, она улыбнулась.
– Тут у вас, Владимир Михайлович, странное уплотнение, – сказала она, нежно погладив верхушку этого бугорка, – мне нужно немедленно вас осмотреть.
– Лиза, – начал я, запинаясь, не представляя, что я хочу сказать. – Вы же знаете, я женат, и я значительно старше… и кроме того…
– Ах, Владимир Михайлович, – мне на ушко проворковала она, – вы взрослый человек, а женщин не знаете. В определённый момент нам это абсолютно все равно, а иногда, даже наоборот…
И она пуговку за пуговкой медленно расстегнула свой белоснежный халат, под которым и в самом деле ничего не было…
Я больше не мог сопротивляться.
Я не хотел быть один.
Я успел с улыбкой подумать об Эдмунде.