бы взглянуть на ордер, если, разумеется, таковой у вас имеется…
Ему сунули под нос бумажку и он увидел неразборчивую печать и подпись прокурора, сделанную хоть и витиевато, но обыкновенным «шариком». «Ни один уважающий себя законник шариковой ручкой такую бумагу подмахивать не будет», – сказал себе Рощинский и ощутил некоторое облегчение.
Шмон начался с комнаты, примыкающей к кухне. Он заметил, что у того, кто с лейтенантскими погонами и который так бесцеремонно роется в комоде, не сходится ворот милицейской форменки. Она ему явно мала. Правда, галстук это почти скрывает, но сбоку, особенно когда этот тип наклоняется, хорошо видна не застегнутая верхняя пуговица.
Рощинский взглянул в окно и на обочине дороги увидел темно-синий джип с толстым, выдвинутым вперед никелированным бампером.
Он незаметно, на полшага, придвинулся к окну и это позволило ему расширить сектор обзора. Дальше улица была пустынна, не считая подростка, гоняющего на велосипеде. «Сейчас, сизые голуби, я сыграю вам мыльную оперу в одном акте», – пообещал гостям Толстяк и, схватившись за сердце, начал падать на стул.
– Отставить цирк! – рявкнул капитан и откинул на затылок фуражку. – Лейтенант, дайте подозреваемому воды…
Тот, у которого форменка не по росту, кинулся на кухню, где через мгновение зашумела в кране вода. Рощинский сквозь полуприкрытые веки видел, как к нему приближался лейтенант с ковшиком в руках. Он впился взглядом в массивный перстень, надетый на средний палец «милиционера». Машинально про себя отметил: «Червонное золото с агатом, огранки кабошон».
Рощинский отпил глоток воды, глубоко вздохнул и в ноздри ударил кислый перегар, смешанный с табачными запахами. От отвращения его передернуло. Последние сомнения покинули хозяина дома: «Меня трясут «кровельщики», органы работают солиднее… А это обыкновенный гоп-стоп…»
– Оклемался, дед? – дернул его за плечо капитан.
– Вон в том ящичке лежит нитроглицерин, – обратился Рощинский к тому, кто поил его водой.
– Мы тебе не «скорая помощь», – кривая ухмылка сломала часть лица капитана. И Владимир Ефимович разглядел в ее изломе превосходные белые зубы. «Зверь, – подумал он, – такой сыч вопьется клыками и спасибо не скажет.»
Он видел как из шкафа стали вылетать его простыни и пододеяльники, как чужие руки скидывали с вешалок его большие тяжелые одежды, бросали их на пол, ходили по ним. Один из гражданских, как будто нарочно, топтался на белой, в синюю полоску, сорочке Рощинского.
Из задней комнаты вышел второй «милиционер» и, обращаясь к «капитану», сказал: «Здесь одно старое барахло…Что будем делать с телеаппаратурой?»
– Все тащите в машину! – рукой, в которой была зажата сигарета, он указал на стоящие в углу телевизор с видеомагнитофоном. – Прощупайте все углы и устройте шмон в кладовке…Не верю, чтобы у этого барана оказался пустой курдюк…
– Может, чтобы дядя стал разговорчивее, позвать на помощь нашего правдолюбца?
– Не