Нам Туен), он хотел смерти этого человека. Потому что террористами были не они, боровшиеся за объединение родного народа; террористами были дегенераты, захватившие власть в Пхеньяне и полстолетия с попустительства Китая истребляющие собственный народ.
Нам Туена потрясло увиденное в Корее. С одной стороны 38-й параллели живёт современное, процветающее государство. К небу возносятся небоскрёбы, работают роботизированные фабрики и заводы; с другой – выжженная земля, край без света, по которому рыщут прожектора с пограничных вышек. Пятиэтажные серые «высотки», гротесковая и бессмысленно уродливая архитектура правительственных зданий, пустые улицы, нищие люди.
Пустые улицы – вот что в первую очередь бросалось в глаза. В Сеуле он терялся. Сеул по ритму напоминает Пекин – большой, суматошный, опасный и прекрасный, настоящий город XXI века, ночью горящий ещё ярче, чем днём. Пхеньян похож на деревню – чистую, ухоженную и стерильную деревню, где машины на улицах до сих пор редкость. Словно двадцать четыре миллиона человек, двадцать четыре миллиона корейцев отгородили от истории железной стеной, накрыли стальным куполом, законсервировали. Отрезали от реальности, заставили жить в прошлом.
Нам Туен говорил с людьми, и они признавались ему – искренне, без тени лицемерия, – что счастливы. У них есть еда, жильё, у них растут дети, и их раздражает бесконечное враньё об их родной стране. Нам Туена это пугало большего всего. Эти люди были вполне удовлетворены, если не сказать радостны, и Нам Туен находился на грани истерики, поняв, что достучаться до них невозможно. Их и вправду отлучили от мира, они не знали, как и чем живёт остальной мир, земной шар сократился для них до границ Северной Кореи…
– Имя!! – продолжает кричать щуплый человек. В ухе и во рту у Нам Туена кровь, он не чувствует половины лица, он выплёвывает выбитый зуб. Тот падает прямо перед его лицом, и Нам Туен видит ниточку кровавой слюны, тянущейся из разбитых губ. – Что, думаешь, ты новый Нельсон Мандела?! Тебе нужно тогда немного почернеть, сука!!
Ещё удар. Действительно, скоро он весь почернеет от кровоподтёков. Эти ребята – профессионалы, они его не убьют. Их удары точны… только одну секунду, если бы они дали ему одну секунду, всего одну секунду передохнуть и раскрыть рот… Он бы рассказал им всё, что они хотят… Но у него нет секунды; его глаза смотрят в пол, в холодный пол, и взгляд держится за окровавленный жёлтый осколок, вылетевший у него изо рта.
– Давай, или думаешь, будешь жить вечно?! Будешь как тот негр, помучаешься пару лет, и за тобой прилетит вертолёт? Ты слишком много о себе возомнил! Никто, понимаешь, никто за тобой не примчится!! Здесь только ты, я и твои дети, сука…
Дети. Нам Туен забыл о них, но этот подонок напомнил. О чём он думал… О чём он думал, заводя семью… Но в двадцать три года, когда мечтаешь изменить мир и только что вернулся из деревни, где на трудовом поселении пробыл вместе с семьёй пятнадцать лет, где от воспаления лёгких