экономическими классами, вызвали «негодование публики, платящей налоги, поскольку их соседи, живущие на субсидию, обитают в куда лучших условиях, чем могут себе позволить они сами» [1].
Аллендейл не финансировался городом. Тут не было ни бассейна, ни развлечений. Его население не пользовалось никакими правами, и шумные музыканты не рисковали жаловаться друг на друга, чтобы не подвергнуться остракизму в своем замкнутом обществе.
Мы с родителями проследовали в лобби вместе с мистером Рудольфом. Он ткнул в кнопку вызова лифта. Изнутри огнеупорную пластмассу украшали граффити. На третьем этаже я услышала Паганини, на пятом – сонатину для фортепиано Равеля. В сером холле шестого этажа, освещенном парой ламп, слышались звуки скрипки.
В коридоре было темно, но когда Рудольф отпер квартиру 601, угловая комната оказалась залита ярким светом. Инкрустация из красного дерева на дубовом паркете сияла особенно ярко. Внизу по Гудзону скользили буксиры, похожие на игрушечные кораблики, алые на фоне садов Нью-Джерси. Если не считать уродливой розовой ванной, квартира с двумя спальнями оказалась просторной и светлой. Кухня и холл разделяли спальни, так что она идеально подходила для жизни с соседями. Здание, наполненное классической музыкой, казалось таким же знакомым, как общежитие в школе. В квартире было полно места для меня и двух моих соседей, одним из которых стал мой друг-гей, которого родители считали способным присмотреть за их восемнадцатилетней дочерью. Моя мать вздохнула с облегчением.
– Теперь уже официально! Нашу маленькую девочку унесло в Нью-Йорк ураганом, – сказал отец, глядя, как я подписываю чек на 450 долларов, чтобы внести залог, равный плате за месяц.
В 1910 году, когда Аллендейл был построен, его башня, похожая на Карнеги-холл, отделанная лепниной и украшенная каменными львами, возвышалась над Западной Девяносто шестой улицей, пребывавшей в упадке. Это место быстро превратилось из скопища небольших домиков и пустырей в модный район с новыми роскошными квартирами в зданиях не ниже двенадцати этажей. Богатые семьи стали снимать в Аллендейле апартаменты с десятью спальнями, платя по двести пятьдесят долларов за четырнадцать клозетов и три ванные комнаты на улице, которую стали звать «Пятой авеню Вест-Сайда».
Несмотря на то что Аллендейл был недешев, налог на прибыль сильно снизил уровень жизни в двадцатых. Когда возвели соседнее здание, хозяева Аллендейла купили и его. Список жильцов больше походил на полицейский журнал регистрации приводов, чем на светскую хронику, – здесь рабочие снимали пятикомнатные квартиры. Во времена Сухого закона мафия прирезала одного из не слишком законопослушных жильцов в спик-изи баре на Сорок пятой улице.
С 1920 по 1960 год население Нью-Йорка уменьшилось на четверть, поскольку появились новые пригороды, а также мосты и туннели, по которым можно было доехать из пригорода на работу [2]. Розничная торговля и количество рабочих мест тоже сократились, и элегантность района куда-то делась. К