поздоровался старик, подойдя ко мне и протягивая руки для приветствия.
– Салам, аксакал! – ответил я и пожал сморщенные шершавые коричневые руки.
«А ведь тебе лет сорок пять! Но вид – как будто ровесник века», – подумал я, вглядываясь в незваного гостя. Мужичок с понимающим видом посмотрел на машины, присел возле траков и что-то быстро заговорил.
– Просит нас не стрелять по кишлаку и отвернуть пушки. Там – мирные люди. Только друзья! – перевел пулеметчик.
– Пушки не развернем, но стрелять без причины не будем, – успокоил я парламентера.
– Мужик предлагает проводить к нашему посту, за помощью, – продолжил переводить Зибоев. – Пост близко, за деревьями, метрах в трехстах. Может, сходим, товарищ старший лейтенант?
– Мирзо, скажи ему, что он и еще один останется тут, а двое пойдут со мной проводниками! – распорядился я.
– Они согласны, – сообщил переводчик.
– Это хорошо. Зибоев, идешь за мной и, если засада, вали всех из пулемета! Лебедков, прикрываешь пулеметчика, а я пойду с этими бандитскими мордами. В плен не сдаваться! Себе – последняя граната.
Рожи у наших добровольных помощников действительно были недобрыми, хотя афганцы улыбались изо всех сил. Но улыбки выглядели натянутыми. Бородатые лица, грязные халаты, ноги в галошах. Ремни и нагрудники увешаны гранатами, снаряженными магазинами, в которых было полно патронов, за поясами – ножи. Надежные проводники, нечего сказать.
Я снял автомат с предохранителя, дослал патрон в патронник и повесил его на плечо, направив ствол в спину ближайшего аборигена.
– Буру! – сказал я афганцам, что означало вперед, и махнул рукой.
Мужчины пошли вперед, оглядываясь время от времени и что-то говоря друг другу. Я достал потихоньку из «лифчика» гранату, сунул палец в кольцо и разжал усы. Если что – раз и привет! Будет общая могила с этими друзьями. Кто их знает, что у них на уме на самом деле.
Мы шли плотно по тропе между деревьями и кустарниками вдоль высокого дувала. Потом залезли на стену, такую широкую, что можно было по ней смело идти, не боясь упасть. На нашем пути из зарослей выглядывали женщины, дети, мужики со злыми лицами. Вот впереди на поляне показался высокий глинобитный дом.
– Шурави. Пост! – сказал один из афганцев, показывая рукой на строение.
На краю дороги стояла табличка: «Осторожно, мины!», рядом другая с надписью: «Стой, назад, стреляют!» – и ниже еще что-то по афгански. Черт! Вот дела! А как же пройти? Мины! Да еще могут от поста очередью полоснуть. Вон пулеметный капонир, рядом танк в окопе, а чуть дальше за высоким бруствером БМП. И вся поляна затянута паутиной из проволочного малозаметного препятствия и колючей проволоки.
Проводник, на удивление, хорошо ориентировался в препятствиях и знал проход. Он заорал кому-то невидимому за стеной на ломаном русском:
– Шурави! Не стреляй! Друзья!
Часовой крикнул:
– Проходи! – и махнул рукой.
Мы подошли к высоким массивным воротам,