подпольщика с уютным и пресным существованием судейского чиновника или адвоката, каким он должен был стать после окончания университета! То, что тысячи молодых людей считали «счастьем», казалось ему скучнейшей рутиной. Поэтому, когда один из товарищей спросил Владимира, что он думает делать после выхода из тюрьмы, то получил ответ: «Передо мной теперь только одна дорога – революционная борьба». В этом состоянии духа юноша и составил следующий документ:
«Его Превосходительству
господину ректору Императорского
Казанского университета
от студента 1-го семестра
юридического факультета
Владимира Ульянова
п р о ш е н и е.
Не признавая возможным продолжать мое образование в Университете при настоящих условиях университетской жизни, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство сделать надлежащее распоряжение об изъятии меня из числа студентов Императорского Казанского университета.
Мария Александровна, мечтавшая о том, чтобы её сын стал солидным и уважаемым человеком, была потрясена столь нелепым поступком. Защитить своего, исключённого из университета, ученика снова поспешил и директор гимназии Керенский. Пытаясь объяснить случившуюся с его воспитанником принеприятнейшую историю последствиями психологической травмы, полученной им в результате казни брата, Фёдор Михайлович писал ректору: «…он мог впасть в умоисступление вследствие роковой катастрофы, потрясшей несчастное семейство и, вероятно, губительно повлиявшей на впечатлительного юношу». Однако на сей раз университетское начальство осталось глухо к хлопотам заступника: более того, власти выслали проблемного юношу из Казани в его родовое имение Кукушкино, где он находился под негласным полицейским надзором.
В ссылку бунтарь отправился в сопровождении околоточного надзирателя. Впрочем, на этом строгости властей закончились. Владимир поселился в имении деда, а затем – с матерью, младшим братом и сёстрами – переехал на купленный Марией Александровной хутор Алакаевка, что находился в пятидесяти верстах от Самары. Необходимость как-то зарабатывать, чтобы кормить своих близких, над исключённым студентом не довлела.
Правда, покупая хутор, Мария Александровна надеялась, что сын станет вёсти хозяйство. Для этого был заведён скот, посеяна пшеница, подсолнух. Однако Владимиру игра в помещика быстро наскучила: пообщавшись немного с местными крестьянами, он понял, что совсем не понимает их, а потому боится эту тёмную, неразговорчиво-угрюмую и, в общем, непредсказуемую публику. Порой ему казалось, что местные мужики – от нищеты своей и озлобленности – взирают на господский дом и его обитателей с плохо скрываемой ненавистью, втайне мечтая подпустить барам «красного петуха». Алакаевские крестьяне действительно до крайности нуждались в земле, но Ульяновы ни в каком виде им свою землю не предложили, а предпочли, что было гораздо выгоднее,